Архив категории » КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ «

17.07.2012 | Автор:

Итак, кельты были частью захватчиков, двигавшихся последо­вательными волнами, особенно начиная со второго тысячелетия до нашей эры, и кельтский является для Западной Европы древнейшим языком, с которым можно соотнести определенный географический регион.

Однако помехой для изучения их истории служит тот факт, что они пренебрегли письменностью. Когда в конце VI века до н. э. поя­вились первые греческие историки, они застали и донесли до нас разве что самый финал первоначального потрясения: кельты осели и могли лишь уточнять или расширять границы своего обитания. По­требовались позднейшие сопоставления Геродота и Гекатея Милет­ского, чтобы мы узнали, что в начале V века кельты занимали исто­ки Дуная и окрестности Лигурии неподалеку от Марселя. Все эти сведения, даже с точки зрения греков, зачастую кажутся неточно­стью, превращающей историю в легенду. В любом случае сейчас не­обходимо пересмотреть традиционные даты и говорить о большей древности: кельты поселились в Западной Европе задолго до V века.

Позднее история сообщает нам о более конкретных событиях: вторжении в Северную Италию в начале IV века, взятии Рима в 390- м году, набегах на Балканы и осаде Дельф в 289-м году до н. э., осно­вании галатской тетрархии в Малой Азии, колонизации белгами Британии, бретонском переселении в Арморику где-то между IV и VI веками нашей эры.

Но одна деталь остается неясной: как бы там ни было, форми­рование этносов относится к эпохе более древней, чем та, на кото­рую подчас указывают латинские и греческие авторы, и не поддает­ся серьезному научному изучению. Достоверным является лишь тот факт, что кельты являлись сплоченной этнической группой еще в эпоху, предшествующую историческому времени. Их колыбелью была не только Галлия и Британские острова, но и Южная Германия и Богемия, которые можно считать их истинной прародиной. Вполне вероятно, что они обосновались там еще в бронзовом веке, во вто­ром тысячелетии до н. э.

Но что представлял собой этнос в самые отдаленные эпохи, ка­кие мы только можем себе вообразить? В настоящее время мы больше не верим в изначальное единообразие индоевропейского ми­ра, теоретического феномена, а не данности, подконтрольной исто­рии: медленно продвигаясь, мы осторожно задумываемся над слож­ными общностями, над взаимопроникновением цивилизаций, наро­дов и наречий, над словарными влияниями. Кельтская группа, как и любая другая, должна была мало-помалу возникнуть из хаоса. Кель­там должны были предшествовать «протокельты». Однако мы со­вершенно не представляем себе, как все происходило между пятым и четвертым тысячелетиями до н. э., в эпоху, единственные архивы которой — китайские, египетские или месопотамские. В чем заклю­чается разница между кельтами и «протокельтами»? Был ли древне­верхненемецкий Ноткера «протонемецким» языком, а французский Рютбефа — «протофранцузским»? В качестве сравнения и чтобы лучше разобраться с мыслями, можно задать следующий вопрос: ко­гда у стран Западной Европы появилась необходимость стать поли­тически обустроенными государствами? И сколько народов участво­вало, добровольно или вынужденно, в образовании каждого из них?

Ибо, к сожалению, все эти народы индоевропейской до — и про­тоистории были непоседливыми, склонными к миграциям и исчез­новению в большой черной дыре забвения. Поразительный истори­ческий образ великих вторжений конца античности содержится в Volkerwanderungen или германских великих переселениях. Процесс лингвистического формирования заканчивается уже в самые отда­ленные эпохи, различимые для нас: вспоминая о греках, римлянах, германцах или, a fortiori, о кельтах, мы прежде всего думаем о лю­дях, говорящих на греческом, латинском, германском и кельтском языках и только во вторую очередь перед нами предстают матери­альные аспекты культур, обособляющих их друг от друга. Этот спо — соб видения, являющийся также своеобразной мерой предосторож­ности, позволяет нам не принимать во внимание огромные различия в уровнях политического сознания, составляющие пропасть между кельтским или германским «племенем» (слово не совсем ясного зна­чения), греческим полисом и римским городом. Античность не счи­тает кельтами тех, кто уже не говорил по-кельтски: когда в начале процесса культурной ассимиляции Страбон, без тени презрения или снисхождения, упоминает о галлах, подвергшихся романизации или эллинизации в Нарбонской провинции, он испытывает необходи­мость уточнить, что для него они уже не являются варварами.

Стоит добавить, что всякий раз мы замечаем, как за романиза­цией следуют урбанизация и христианизация (один процесс вызыва­ет два других) и что романизация была доказательством или знаком тройственного разрыва, лингвистического, политического и религи­озного, с кельтским прошлым. Галло-римляне, то есть галлы, те­ряющие мало-помалу все сознание собственной кельтскости, пре­кратили говорить по-галльски между VI и VII веками, в зависимости от местности или социального слоя, и стали говорить по-латыни.

Во всей европейской истории античности язык представляется знаком, удостоверением того, что мы называем «национальностью», и помимо языка невозможно установление критериев подлинной идентификации. Таким образом, нам следует в первую очередь пользоваться информацией, предоставляемой филологией и лин­гвистикой, с оговорками, возникающими на стыке различных дис­циплин. Поскольку лингвистический фактор является единствен­ным, обеспечивающим непосредственное знакомство с предметом наблюдения, наша методика должна соответствовать этому положе­нию.

Всякое уклонение от него рискует стать катастрофическим: в 1946-ом году ирландский ученый Томас О’Рахилли совершил оп­лошность, приняв за историческое сообщение ирландский миф, по­вествующий о шести веках человечества и впоследствии трансфор­мированный в рассказ о пяти волнах вторжения чужеземцев. По­скольку племя Фир Болг (см. ниже) в списках из легендарных анна­лов предшествует гойделам, он высказал версию о древнем бритт — ском населении Ирландии и выдвинул бездоказательную гипотезу о вторжении гойделов, произошедшем в то же время, что и завоевание Цезарем Галлии. Эта чудовищная нелепость, противоречащая всем лингвистическим и археологическим данным, к сожалению, часто приводится в популярных учебных пособиях.

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты
17.07.2012 | Автор:

Невозможность дать точное антропологическое или этнологи­ческое определение кельтов, усугубляемая путаницей, вносимой в этот вопрос греческими и латинскими авторами, естественным обра­зом приводит к мысли о том, что в своих государствах кельты были всего лишь аристократическим и воинским меньшинством. Именно такое впечатление оставляет ирландский эпос, на основании чего иногда делается поспешное заключение, что кельты угнетали под — чиненнное население. Завоевателями были Племена богини Дану в Ирландии, и equites в Галлии, а побежденными — фоморы в Ирлан­дии, и plebs в Галлии. У исследователей масштаба д’Арбуа де Жю — бенвиля, Камиля Жюлиана или Жоржа Доттена есть несколько не­ожиданных страниц о социальном делении «религий» независимой Галлии. А Ю. Покорный в самом начале XX века высказал мнение, что друиды были неолитическими чародеями, способными подчи­нить своей магией индоевропейских завоевателей. Необходимо бег­ло и снисходительно рассмотреть эти заблуждения. Такая схема, слишком удобная и слишком упрощенная, никогда не лежала в ос­новании кельтского общества. Она рушится при сопоставлении с тем очевидным фактом, что в ирландской «истории» завоевателями без какого-либо функционального и расового расслоения были гойделы, а не их мифические предшественники, нашедшие убежище в ином мире. С другой стороны, такое же впечатление остается при внима­тельном рассмотрении и от множества других эпосов, таких, напри­мер, как индийский эпос «Махабхарата» и германский «Песнь о Ни- белунгах». Среди физических типов кельтских стран редко обнару­живается идеал или скорее общепринятое клише кельта — высокого и могучего, с русыми волосами и молочно-белой кожей. Может быть, кое-кто из древних был введен в заблуждение обычаем галлов обес­цвечивать свои волосы? Белокурая красавица была идеалом в Ир­ландии, но идеалом не единственным: островные тексты выражают восхищение перед любым типом физического совершенства мужчи­ны и женщины вне зависимости от цвета их волос. Только фоморы были существами темноликими и безобразными, поскольку на их образ оказало влияние представление о бесах христианского ада. И все же нельзя слишком обобщать их пример, ведь король Брес, бу­дучи фомором, является в то же время архетипом мужской красоты.

Можно предположить, что кельтский тип изменился вследствие смешения с представителями других народов. Но подобная гипотеза может быть высказана по поводу любого европейского народа и способна легко завести нас в дебри расовой утопии, ведь нам неиз­вестно, в какую эпоху истории или отдаленной протоистории про­изошло это изменение. При исследовании однородного общества эта проблема представляется второстепенной или даже вовсе несущест­венной: если таковое смешение и имело место, оно завершилось за­долго до интересующей нас эпохи. Гойделы также давным-давно сформировали этнос, чьи злоключения (египетское, еврейское или греческое происхождение, сведения о котором переполняют бесчис­ленные страницы «Книги взятия Ирландии» (Lebor Gabala Ёгепп)) были интегральной частью христианской воображаемой Ирландии, вознесенной до уровня новой Палестины или земного рая. Наслед­ники Патрика чуть ли не помещали там Адама и Евву или, по край­ней мере, всех патриархов.

Фактически ни в одном из античных или средневековых текстов в кельтском мире, даже после начала скандинавских набегов в Ир­ландию, не упоминается «раса», предшествующая кельтам. Прилага­тельное «докельтский», используемое в неопределенном контексте, бессмысленно. Единственным признаком отличия является этниче­ское наименование на уровне «провинции» или кантона. Эдуи чув­ствовали себя или хотели быть непохожими на секванов, которые говорили на том же языке и обладали теми же политическими, соци­альными и религиозными институтами. Однако последние были со­юзниками римлян, что и разделяло эти племена. В Ирландии все по­литические проблемы заключались в разногласиях между «провин­циями», или племенными королевствами.

Равным образом, в островных текстах довольно редко встает вопрос о «классе» в современном смысле этого слова, потому что там идет речь всего о двух типах персонажей, находящихся в центре мифологического и эпического циклов: это друиды и воины. Это юридически и фактически подтверждает и Цезарь: по его словам, галльский плебс сам по себе ничего не стоит и ни на что не способен (nihil per se audet). Однако, используя все данные, мы не знаем индо­европейского термина, обозначающего «раба», ни в одном из кельт­ских языков.

Ирландская литература, дополняя сжатое описание Цезарем не­зависимой Галлии, подчеркивает абсолютное главенство друидов. Их жреческое достоинство дает им возможность заниматься разно­образной деятельностью и непосредственно отвечать за политиче­скую жизнь и управление. Если в Ирландии и Галлии, в теории и на практике, и существовали свои особенности, то они ничего не меня­ли в основном положении, гласившем, что религия правит всем.

Но, несмотря на то что вопрос о «классе» крайне редко встает в ирландских мифологических и эпических текстах, населенных бога­ми и героями, общественные иерархии обрисованы в них отчетливо, и нередко какая-нибудь фраза или ремарка подчеркивает стремление королей, властителей, благородных или героев-воителей держаться в стороне от «толпы» или «черни». Социальные ранги явственно пока­заны в юридических трактатах, прилагающих все старания, чтобы отличить свободных людей, последние разряды которых назывались boaire, «свободный владелец коров», и ocaire, «мелкий фермер», от людей несвободных, связанных с другими договором о ленной зави­симости или испольщине. Однако главным отличием благородного от неблагородного служит фактическое богатство (скот, а не земля). Когда в 1967 г. мы говорили о «раздвоении» в социологической схе­ме Галлии Цезаря, подразумевалось, что Цезарь не признавал роли ремесленников, которых он неоправданно включал в plebs. Но это только деталь всего описания. В индийском обществе плебсу Цезаря соответствуют вайшья (ремесленники или производители, включен­ные в схему трех функций), пария и шудра (низкорожденные, не включенные в кастовую систему).

Итак, кельты, как и все остальные индоевропейцы, имели поня­тие о трех социальных классах, определяемых по их специализиро­ванным функциям:

— жреческой (жрецы или «друиды»),

— воинской (военная знать или flaith),

— производительной (ремесленники).

Цезарь дает ошибочную оценку галльскому обществу как рим­ский аристократ, свыкшийся с резким различием между патрициями и плебеями и не уделявший никакого внимания классу ремесленни­ков, который он презирал. Однако Ирландия, определявшая каждому его место согласно рангу и заслугам, не была знакома с римским оп­ределением artes liberates, противопоставленных artes serviles, как, видимо, не была знакома с ним и Галлия. Почетом и уважением пользовался каждый обладающий знанием и умением, будь оно ду­ховным или физическим. Он входил в число aes dana, «искусных людей», и бывали случаи, когда какой-нибудь кузнец в силу своей профессиональной компетенции удостаивался звания «ученого му­жа» (ollam) или "друида" (druigoba), причем drui — здесь является простой усилительной приставкой.

Такая гибкость, в отличие от жесткой структуры индийских каст, объясняет, почему в эпических преданиях сын друида может быть воином, и наоборот: сын воина — стать друидом. Это не было правилом: в целом верность традиции приводила к тому, что друид чаще всего был сыном друида, а добрый король — сыном короля. Но традиция не была принудительной. Здесь надо напомнить, что от­сутствие принуждения, связанного с ручным трудом, развило у кельтов необыкновенные технические способности по крайней мере в периоды Галынтатта и JIa Тена в работе по металлу и дереву. Ре­месленник, о котором мы знаем по бесчисленным археологическим раскопкам, мог также быть художником, наверняка почитаемым и уважаемым.

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты
17.07.2012 | Автор:

На основании исторического факта завоевания и его непосред­ственных последствий, таких как римское присутствие в Галлии, очень часто делают рискованные выводы о желании римлян ассими — ровать кельтские культы или о галльской тенденции к собственной интерпретации элементов римской религии. Так, говорят о множест­ве так называемых «народных» культов, не отличая их от религии независимой Галлии, не могут отличить миф от простого случайно сохранившегося фольклорного свидетельства или от агиографиче­ских данных. На самом деле мы знаем благодаря нескольким раз­розненным указаниям, что галльская мифология существовала, но необходимо тут же добавить, что эта мифология нам недоступна в романизированной иконографии римской эпохи, которая за редкими исключениями (речь идет практически только об изображении Эпо — ны) не содержит эпиграфики. Римское присутствие привело к раз­рыву кельтской традиции и галльская культура существует скорее скрыто, чем явно. Вовсе не реалии выражают ее существование, а теонимы и следы в фольклоре.

Мы не можем поверить, что друиды полагались на на политиче­скую и религиозную систему, которая отрицала само их существо­вание. Мы не можем также признать реконструкцию мифологии, ос­нованной исключительно на котле из Гундеструпа (до завоевания), и мифологии колонны парижских моряков (эпохи Тиберия). Смеше­ние вымышленного мифа иконографии римской эпохи и фольклора — путаница, а не объяснение. На деле достаточно посетить несколько музеев или археологических раскопок, чтобы понять, что мы ночти ничего не знаем об истории Галлии, галльской или римской, и еще меньше о ее религии, для нас абстракции, созданной на основании всевозможных гипотез.

Потому что при первом же взгляде на принципы научных изы­сканий бросаются в глаза нижеследующие неразрешимые неувязки:

— прежде всего, неувязка географическая, состоящая в том, что при изучении религиозных верований какой-либо страны она дробится на отдельные области, когда Галлия трактуется как некий изолированный остров в океане, когда в силу странного предубеж­дения считается, будто цизальпинские кельты обладали верования­ми, культами и доктринами, в корне отличными от тех, которых придерживались жители Британии, Ирландии или Испании;

— неувязка хронологическая, предполагающая одно или не­сколько местных различий, обусловленных иноземными или суб­стратными влияниями, как если бы религия была столь же вариатив­ной и изменчивой, как современные экономические теории; считали даже, что появление веры в бессмертие души можно отнести к пе­риоду JIa Тена; мы не отрицаем того, что Галлия была местом встре­чи разного рода мыслей, религий или сект; скорее хотелось бы знать, в какой степени, больше или меньше, кельтская религия в римскую эпоху была затронута внешними влияниями, из которых влияние официальной римской имперской религии было не последним;

Неувязка методологическая, дробящая единое иссле­дование и превращающая его в частные изыскания по пово­ду каких-либо богов, вырванных из общего теологического или доктринального контекста; неувязка со множеством по­следствий и историцизирующей тенденцией видеть везде историю там, где преобладает миф;

Наконец, научная бессмыслица, заставляющая архео­логию служить истории религий так же, как собственно ис­тории. Ни один историк древнего мира не имеет права пре­небрегать вкладом и опытом археологии, поскольку матери­альная цивилизация всегда, во всех условиях, служит есте­ственным дополнением культуры, без чего социальное тройственное деление и тройственная идеология индоевро­пейцев не имела бы никакого смысла. Археологи же знают, что археология — это еще не вся история.

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты
17.07.2012 | Автор:

Ориентация основана на «нордических» понятиях, идентичных для этих праздников и календаря в целом: одни и те же ирландские слова обозначают низ и север (ichtar) и, как соединение противопо­ложностей, верх и юг (tuas).

Север располагался слева, а юг — справа:

Солнце, движущееся с востока на запад, светит весь день с юга: это светлая половина мира, обитель светоносных богов и живых людей;

Солнце, движущееся ночью с запада на восток, находится на севере: это область сида, обитель таинственных и мрачных бо­гов, а также область мертвых.

Ирландцы (и все остальные кельты) соблюдали большую пре­досторожность, когда им случалось идти по кругу (к такого рода хождению относился ежегодный круговой обход ирландских коро­лей), они шагали вслед за солнцем, вправо, произнося заклятия про­тив дурного глаза и стараясь не упустить добрых предзнаменований.

Появление с левой стороны означало, напротив, знак враждеб­ности или вызова. Ворота в галльские oppida иногда располагались таким образом, чтобы въезжающие в них колесницы появлялись с правой стороны. Когда юный ольстерский герой Кухулин, возвра­щаясь со своей первой битвы, появился перед укреплениями Эмайн Махи слева, королем Конхобаром овладело настоящее смятение: он послал навстречу мальчику королеву в сопровождении пятидесяти голых женщин, которые должны были смутить детскую невинность героя. Затем, воспользовавшись замешательством героя, его схвати­ли и окунули в три чана с ледяной водой, чтобы тем самым умерить его воинственный пыл. В кельтском фольклоре сохранились много­численные упоминания о благодетельном dextratio (хождении впра­во), а судя по некоторым источникам, оно существовало у всех древних кельтов.

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты
17.07.2012 | Автор:


БОГ И СИМ­ВОЛ

Неделимая Власть всех богов

Луг

Свет,

Жречество,

Война

Нуаду

Распределитель, королевская власть Дагда

Власть божест­венная и человече­ская Дагда

Убивает в этом мире и оживляет в мире ином Дагда

«ТАЛИСМАН» ИЛИ АТРИБУТ Камень

(Lia Fail)

Копье

(sleg)

ОСТРОВА НА ДРУИД СЕВЕРЕ МИРА

Falias Morfesae

(название Ирлан — («Великое

Зна-

Дии)

Gorias

(«ожог»)

Ние») Esras («переход)

Findias («белый»)

Uscias («вода»)

Меч

(claidiub)

Semias («тонкость»)

Котел или Чаша Murias (coiri) («море»)

Палица

(lorg)

Колесо

(roth)

Плащ

(brat)

Космическое мо­гущество все боги (невиди­мость)

КЕЛЬТСКИЕ ТЕОНИМЫ

Галлия Луг

Таранис Огмий

Цезарь МЕРКУ­РИЙ

ЮПИТЕР МАРС

АПОЛ — Мапон ЛОН

МИНЕРВА Бригантия, Белисама

Ирландия Луг

Дагда

Огма

Уэльс Ллеу

Бран

Гвидион

Нуд

Дианкехт, Мабон Ойнгус Мак Ок

Бригита, Арианрод, Этайн, Модрон

Боанн, Тальтиу

Нуаду функция

Многоис-

Кус-ный

Жрец

Война,

Магия,

Царская

Власть

Здоровье,

Молодость

Мать, жена, сестра, дочь богов

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты
17.07.2012 | Автор:

Самым рискованным критерием следует считать критерий ра­совый — хотя бы потому, что представители различных рас могут го­ворить на одном языке, что часто подтверждается в наше время рас­пространением английского языка. В античном мире самые разные народы говорили по-гречески и по-латыни. То же самое нужно ска­зать и о кельтском языке в период его наибольшего распростране­ния. Кельты, без сомнения, принадлежат к белой расе, многие пред­ставители которой к тому же носят кельтские имена, но если бы в кельтском мире, древнем, средневековом или современном, нужно было установить типологию всех других представителей рода чело­веческого, живших в постнеолитическую эпоху в Европе, это приве­ло бы нас к невероятному смешению деталей. А что если неолитиче­ские популяции были кельтизированы? Впрочем, в Новом Свете Х1Х-го века встречались чернокожие рабы, говорящие по-гэльски, и патагонцы, выучившие валлийский. Из этих фактов существенными являются самые исключительные и экстремальные. А когда-то, в глубине веков, галлы говорили на латыни, а галаты — по-гречески. Основным, если не единственным, этническим критерием был и ос­тается язык.

Расовый критерий используется так часто в современной Евро­пе на потребу идеологий, по большей части не имеющих ничего об­щего с индоевропейским наследием, именно потому, что он не под­дается проверке. Только люди, совершенно несведущие в санскрит­ской и индоевропейской филологии, могут называть германцев ариями — термином, который у индо-иранцев служил исключительно для обозначения первых трех каст в противоположность четвертой и всем остальным, которые не включаются в структуру трехчленной идеологии. Так же, надо полностью пренебрегать индийской тради­цией, чтобы воспринимать слово varna «цвет» и «каста» в букваль­ном и конкретном смысле, не учитывая всей символики. Кроме того, даже в Северной Европе встречаются темноволосые брахицефалы. Если и существуют более или менее обособленные физические типы данной страны, региона и даже климата, ни один из них не составля­ет расу в точном смысле этого слова, и нам не попадалось ни одной серьезной работы по антропологии, убедительно прослеживающей отдаленные расовые истоки кельтов. Европейская культура опреде­ляется не по расовому признаку, а по языковому и этническому. Ин­доевропейский homo sapiens узнается даже не по предметам его по­вседневной жизни, а по его языку, его верованиям, его мыслям, если они нам доступны. Антропология дополняет в этом отношении не­точности археологии там, где последняя недоказательна. Матери­альные следы человеческой жизни не являются определяющим кри­терием интеллектуального уровня этой жизни: римское право было создано в хижинах пастухов и крестьян на холмах древнейшего Ри­ма. Разумеется, и здесь не обойтись без исключений: в ходе бесчис­ленных событий, растянувшихся на много веков, случались инци­денты вроде войн с индейцами в Соединенных Штатах, когда завое­ватели истребляли местное население и сами заселяли огромные и плодородные пространства. Немало народов исчезло в таких столк­новениях — взять хотя бы судьбу пруссов в XVI веке. Но в совокуп­ности индоевропейцы никогда не были «расистами». Такие народы, как финны и венгры, вошли в состав европейцев, не переменив свой язык, и кроме него у них не осталось никаких этнических следов не индоевропейского происхождения. Однако история никогда не по­вторяется в той же форме и при абсолютно одинаковых условиях. Мы лишены возможности узнать, как вели себя кельты по отноше­нию к неолитическому субстрату, предшествовавшему им в Запад­ной и Центральной Европе. Позже, в эпоху средневековья, мы рас­полагаем примером ирландцев, ассимилировавших выходцев из

Скандинавии и нормандских баронов. Любой контакт, даже воен­ный, и a fortiori политический или торговый, влечет за собой самые различные последствия.

Проще всего предположить, что кельты действовали не иначе, нежели поступали римляне в течение нескольких веков в Галлии, Испании, Германии и Британии: они навязали этим покоренным странам свою материальную цивилизацию, свои религиозные и по­литические концепции и свой язык, а затем и все формы своей ду­ховной активности. Стоит ли добавлять, что все эти спекуляции представляют для научного исследования лишь второстепенный ин­терес? Для Западной и Центральной Европы история начинается с кельтов.

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты
17.07.2012 | Автор:

Материальная жизнь кельтов (как и вообще всех древних до Римской империи) была крайне простой, экономическая система — действенной и крепкой, а их политические принципы отличались стабильностью. Выборность власти являлась, судя по всему, прави­лом, а там, где этого правила уже не существовало, как, например, в Галлии эпохи Цезаря, его отсутствие было свидетельством стреми­тельно надвигающегося распада, ибо правильное функционирование традиционной политической системы обеспечивалось совершенным равновесием, согласием между друидом и царем, поскольку царь из­бирался из воинского класса под контролем друидов. Однако если царь не мог обойтись без друида, друид тем более не мог нормально исполнять свои обязанности вне царского двора. Vergobretus (в этом случае название функции и человека, который ее осуществляет), ко­торого Цезарь описывает у эдуев первого века до н. э., занимал место царя. Цезарь не ошибается, говоря о regia potestas («царской вла­сти»), что не должно было подвигнуть его соотечественников отно­ситься к галлам с особой симпатией.

В то время, как друид пользовался всякого рода привилегиями (прежде всего освобождением от налогов и воинской службы, что не запрещало ему сражаться, будь на то желание или надобность), в то время, как его авторитет и престиж были безграничны, на кельтско­го владыку возлагались многочисленные запреты, ирландские гейсы: не покидать территорию королевства, не брать слова раньше друида, не проводить более восьми ночей вне своей резиденции — вот при­меры религиозно-магических запретов, которым он мог подчинять­ся. Общество рассматривало его скорее как посредника или распре­делителя благ, а не как обладателя гражданской и военной власти. К нему поступают налоги и дань от вассалов, покоренных народов и союзников, от него исходят дары, щедроты и милости.

Архетипом кельтского владыки является тот, кому плоды доб­рого правления и материальная удача позволяют дарить, не скупясь, без счета и без отказа. Время правления доброго короля — это век всеобщего изобилия: земля плодородна, скот плодовит, правосудие снисходительно, военные удачи постоянны. Дурной же король об­ременяет подданных налогами и поборами, ничего не предлагая им взамен: в его царствование земля не родит, скот перестает плодить­ся, суд неправеден и придирчив, поражения в военных затеях неот­вратимы. Чаще всего дурной король, изнуренный властью, кончает плохо, по крайней мере в преданиях, он умирает тройной смертью жертвы: его убивают враги, топят в чане с пивом или медом, сжига­ют живьем в собственном доме в соответствии с предсказанием или сатирой друида. В предании Cath Maighe Tuireadh («Битва при Маг Туред») рассказывается, что «временный» король Брес, дурно обо­шедшийся с одним филидом («поэтом»), иначе говоря — с друидом, был принужден знатными мужьями Ирландии «сложить с себя прав­ление». Но в действительности король Ирландии никогда не «скла­дывал с себя» власть: он терял ее с жизнью, обычным его концом была смерть от руки будущего короля, более молодого и сильного, чем он.

Всем этим объясняется, почему в стабильной политической системе ирландские короли (или галльские цари) были правителями легко уязвимыми и за редкими исключениями, которые отмечены в летописях, находились у власти совсем недолго. От владыки требо­валось сочетание стольких достоинств, что лишь немногие благо­родные кандидаты в короли могли удовлетворить этим требованиям. Кроме того, государственная структура была «вертикальной», вы­строенной на феодальный манер и целиком вписанной в личные от­ношения между королем и его вассалами, основанные на взаимной верности и доверии. Ирландская система правления была сложным сочетанием наложения и сопряжения власти местных королей, пра­вящих небольшими районами (tuatha), и власти королей «провин­ций» (coiced «пятина») под началом высшей власти короля Тары, скорее номинальной, чем реальной. Высшая власть «верховного ко­роля» (ardri), была вожделенной, но опасной для ее обладателя: ее мог удержать лишь тот, кто сочетал в себе и достоинство, и силу.

Ибо, в отличие от египетских фараонов или царей некоторых семит­ских традиций, кельтский царь не был жрецом: он не осуществ­лял религиозных функций.

Служилый люд короля был немногочисленным: челядь, управ­ляющие, воины, свинопасы, друиды или предсказатели, поэты, рас­сказчики и т. д., в христианскую эпоху появляются капелланы. Ни у меровингских, ни у кельтских королей не было чиновников. Все, что они даровали, всякий раз возвращалось к ним сторицей, ибо их щед­роты создавали или укрепляли личные связи: вознаграждение не имело ничего общего с регулярным жалованием, выплачиваемым за исполнение той или иной должности согласно определенному уста­ву или законодательному акту.

Ко всему этому добавляется концепция, совершенно противо­положная юридическому понятию о государстве в том смысле, в ка­ком оно было известно и существовало согласно римскому праву. Кельтское res publico — это верность человеку, семейству, клану, го­роду, но не понятию государственности, слишком абстрактному в силу своей отдаленности. Ни в одном древнем или даже новом кельтском языке нет слова, которым можно было бы перевести ла­тинское patria. В них также нет слова, которым можно было бы пе­ревести латинское res publico. Нужно, впрочем подчеркнуть, чтобы лучше понять древние реалии, что res publico означает «государст­во», а не «республика». Это слово обозначает государство, а не фор­му государства, политический институт, а не его содержание. Нам нужны другие слова и другие критерии, чтобы судить о галльском «патриотизме», ограниченном местными рамками: эдуи, вступившие в союз с Цезарем против секванов, вовсе не думали, что они предают Галлию, а их противники, призвавшие на помощь германцев Арио — виста, — и подавно. Понятие «Галлии», противостоящей чужеземным странам, существовало, но какова была подлинная реальность, стоящая за этим понятием? Чтобы ответить на этот вопрос, нам по­надобилась бы литература, такая же богатая, как в Ирландии. Все, что мы можем сказать с достоверностью, — это, что в Галлии этно­нимы мужского рода, а названия регионов и рек женского. Уже есть указания на параллели с Ирландией (достаточно указать назва­ние Марны, Matrona, которое было теонимическим производным от древнего кельтского *matir «мать»), В Ирландии же название стра­ны, Eriu, служило изящной и совершенной аллегорией верховной власти. Но всегда присутствовал ее возможный соискатель. Ее брал самый юный, сильный и предприимчивый.

Территориальная раздробленность была следствием кельтского понятия об обществе. В рассматриваемую нами эпоху, на заре своей истории, кельты уже перевели в мифический план понятие о едином царстве, и Амбигат, при равных условиях, стал для галлов тем, чем впоследствии Артур станет для бриттов. Мы даже не говорим об «империи» в римском или современном смысле этого слова. «Импе­рия» была более всего чужда кельтскому менталитету, если не гово­рить о поздних заимствованиях. Лишь из-за того что островные бритты V века были перед лицом англосаксов лучшими и последни­ми защитниками Римской империи, короля Артура иногда называют «императором».

Подлинной ячейкой общества была ирландская fine, семейство в самом широком смысле слова, включающее в себя восходящие и нисходящие линии родства, его прямые и побочные ветви; таков же шотландский клан, включающий в себя подчас несколько тысяч че­ловек. Вне этой неделимой ячейки признаются только личные связи зависимости, вассалитета или подданства по отношению к важному лицу.

Не существовало никакого государственного права, регули­рующего взаимоотношения государства с государством или госу­дарства с личностью, хотя, разумеется, имелись изощренные законы, установления, правосудие, словом все то, что зовется теперь «обыч­ным правом». Кельтская концепция государства безгранично расширяет область частного права и, как следствие этого, почти сво­дит на нет право государственное. В гражданской или в уголовной области к суду обращается сам потерпевший, его семья или его представитель, и они же (с помощью юриста, помогающего избе­жать процедурных ошибок, сводящих на нет все дело) приводят в исполнение санкцию, предусмотренную законом или судебной прак­тикой.

Вовсе не будучи закоренелыми и меланхоличными мечтателя­ми, какими их изображали романтики, кельты античности и средне­вековья обожали судебные процедуры со всем их крючкотворством, словесными уловками и хитросплетениями: одним из самых значи­тельных памятников средневековой ирландской литературы являет­ся Senchus Мог («Великая старина»), сборник правовых установле­ний, которые, несмотря на английскую оккупацию, применялись вплоть до XVIII в. Нет практически ни одного средневекового ир­ландского текста, мифологического или эпического предания, кото­рые бы не содержали юридическую ссылку или прецедент.

В случае убийства или оскорбления, нанесения материального или морального убытка закон ограничивается установлением виры (eneclann «очищение лица» или «цена чести»), которую убийца или другой преступник, если он хочет избежать кровной мести, должен выплатить пострадавшему или его семье, в зависимости от возраста, пола и социального положения пострадавшего.

Иначе говоря, такая система из поколения в поколение поддер­живала как проявления неискупленной вражды, так и верности, про­тивостоя всем испытаниям и находясь поверх добра и зла. Поэтому горе тому, у кого нет многочисленной семьи и обильного потомства: сильных и храбрых юношей, способных защитить его под старость, и красивых дочерей, за которых можно получить богатый выкуп от женихов, новые ресурсы и союзников. Потому-то как в Ирландии, так и в Галлии I века до н. э. одинокий, бедный, слабый человек под­падает под власть человека сильного, который в обмен на свободу может обеспечить его безопасность. Factiones, о которых говорит Цезарь, были социальным и политическим галльским феноменом, наиболее очевидным в этой системе; в Ирландии это были войны между кланами, между королями туатов и пятин. Однако война была эндемическим состоянием, которое в Ирландии, как представляется, не было разрушительным для демографии.

Война мыслится как частное дело и смыслом ее становится по­единок. В саге «Похищение быка из Куальнге» (Tain Bo Cualnge) ге­рой Кухулин в одиночку останавливает армию четырех ирландских королевств, объединившихся против Улада: он заключает с короле­вой Медб договор, по условиям которого та будет каждый день, ра­но утром, посылать ему воина, которого он должен сразить. Убивая очередного противника днем, он прекращает действовать своей пращой, как только наступает ночь.

Форма поселений следует тем же тенденциям: кельтскому миру неизвестны городские ансамбли греческого или римского типа. Ни в одном кельтском языке, даже современном, нет слова, передающего значение латинского urbs хотя бы приблизительно: ирландское baile означает «деревня», а бретонское кёг (от латинского castra) никогда не обозначало ничего кроме "хутора". Центром поселения в Ирлан­дии является dun (галльский dunum) или rath (галльский ratis), жи­лище вождя, деревянный дом или сельский замок, вокруг которого теснятся лачуги из самана с соломенными кровлями, жилища ремес­ленников и слуг. Безопасность поселения обеспечивается рвом или валом, а чаще всего — деревянным частоколом. На континенте, где ощущается греческое влияние, центром поселения является oppidum, укрепленное место, иногда довольно обширное (несколько сот гек­таров), где в случае опасности укрываются все окрестные жители. В Галлии существовало несколько городов, таких, как Бибракте или Аварик, а также множество мелких городишек и крепостей, но не было каменных, за редкими исключениями укреплений на юге, вы­явленных археологами.

Основными материалами кельтской цивилизации, которые мы уже рассмотрели, были дерево и металл. Строительный камень на­чал употребляться только в галло-римскую эпоху. Даже местные ка­менные скульптуры свидетельствуют о существенной дистанции, отделяющей кельтское искусство от классического реализма. Кель­ты были также прекрасными мастерами по работе с тканью (шер­стью, льном, коноплей) и кожей. В Ирландии каждый, причастный к какому-либо искусству, материальному или духовному, считался «богом», и боги-ремесленники занимали свое место в пантеоне, о чем не пожелал упомянуть Цезарь. Нет другого объяснения необы­чайному изобилию металлических объектов в археологических па­мятниках Галынтатта и JIa Тена по всей Европе. Когда эти объекты золотые, они всегда представляют собой чудо техники и вкуса. По­этому можно удивиться, что слово, обозначающее серебро (*arganto-), было местным во всех кельтских языках и засвидетель­ствовано в важных галльских топонимах, тогда как слово, исполь­зуемое для обозначения золота, во всех новых кельтских языках яв­ляется заимствованием из латинского аигит. Свидетельство ли это отсутствия широкой индустрии или торговли? Трудно сказать. Од­нако нужно помнить, что «техника» у кельтов была индивидуальной или семейной, а не коллективной, ремесленной, а не индустриаль­ной, и несомненно, мастера всегда стремились к совершенству.

То, что между религиозными концепциями, между идеальной организацией человечества и социальной реальностью существовал разрыв, не подлежит ни малейшему сомнению: задолго до упадка не только Ирландии, но даже Галлии, то есть примерно за десять веков до этого, кельты стали оседлыми земледельцами и, главным обра­зом, скотоводами. Свое богатство они меряли количеством скота и рабынь (что уже в дохристианской Ирландии было скорее единицей теоретического счета, чем конкретной реальностью). Архаизм кельт­ского общества особенно сказывается в организации финансов. Су­ществовали системы оценки в золотых и медных слитках, но в Ир­ландии, где было обнаружено несколько кладов римских монет, ме­стная монета стала чеканиться только со времен скандинавских ко­ролей Дублина, в X в. А первые галльские монеты, отчеканенные двенадцатью или тринадцатью веками раньше (что помогает понять степень островной архаики), были подражанием эллинистическим образцам (статеру Филиппа Македонского), начиная с которых, ве­роятно, неблагоразумно исследовать религиозную символику изо­бражений или легенд на монетах: ничего не выйдет, так как мы не учитываем возможные взаимоотношения между религией, авторите­том монеты (которая олицетворяла власть) и, собственно говоря, изображением. Символика не определяется личными пристрастия­ми.

Все это не мешало королям и знати любить золотые украшения, драгоценные камни и эмали, богато украшенное оружие, рукояти мечей из слоновой кости с тонкой резьбой, филигранные фибулы, пестрые ткани, расшитые золотом и серебром. В основном золото находится также во всех царских погребениях. Сверх всякой меры обожали кельты роскошные пиры, длившиеся иногда по многу дней или даже недель. Но когда король Ирландии, расточитель своих бо­гатств, принимал почетного гостя, когда по полу разбрасывались охапки свежего тростника, а вино, пиво или мед подавались в золо­тых кубках или рогах, украшенных драгоценными камнями, хозяин и гость нередко были обуты в башмаки, сплетенные из соломы. И ни у одного из кельтских вождей не было ни материальных, ни военных средств, ни амбиций, чтобы основать крупное государство. Великие идеальные монархи, Амбигат в Галлии, Конн Ста Битв в Ирландии, были мифическими, а не историческими личностями.

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты
17.07.2012 | Автор:

Ограничимся всего одним примером: в той мере, в какой мы имеем о них понятие, галльские боги, пусть под иными именами, в общем смысле неотделимы от соответствующих божеств Ирландии, даже средневековой. Ибо исследование, базирующееся исключи­тельно на галло-римской иконографии и эпиграфике, неизбежно опирается на синкретический (или считающийся таковым) полите­изм, в котором нет уже ничего кельтского, кроме тонкой оболочки,

12

Состоящей из нескольких теонимов, покрытых прахом cognomina. По сути, единственная эволюция, различимая как в культах, так и в судьбе галльских богов и теонимов, это переход — чьи причины и ре-

12 Имена собственные (латинск.).

Зультат нам известны, хотя мы не знаем о его подробностях — кельт­ской религии, имевшей монотеистическую тенденцию, в официаль­ную и политеистическую галло-римскую религию. Следовало бы многое сказать об определении «монотеизма», противоположного «политеизму», в древних дохристианских религиозных традициях, и мы еще вернемся к этой теме. Однако нелепостью будет считать «кельтскими» поверхностные и синкретические признаки, и другой нелепостью — исправлять «кельтское» (схему галльского пантеона, представленную Цезарем) в соответствии с «галло-римскими» пере­житками, иногда архаичными, но чаще романизированными, не про­должающими кельтскую традицию систематически и структуриро­ванно.

Возрождение кельтских теонимов и антропонимов в Галлии во II и III веках нашей эры, таким образом, не было их воскрешением или пробуждением (надписи составлены на латыни!), но лишь стой­ким пережитком, признаком того, что кельтоязычные жители Гал­лии адаптировались или смирились с новым положением вещей в политической, административной, культурной и религиозной облас­тях.

Мы не ставим своей целью критиковать недостаток образования кельтологов прошлого и нынешнего века. К тому же недостаток этот не всегда объясняется причинами личного порядка. Но там, где по­требовались бы усилия философов, знакомых с традиционными док­тринами Востока и Запада, европейская система образования (насле­дие Ренессанса) способствовала лишь появлению филологов и лин­гвистов классического направления, для которых кельтские языки лишь изредка являются родными языками. К тому же, большинство филологов видело в текстах лишь их лексическую или грамматиче­скую оболочку, тогда как у большинства археологов была тенденция реконструировать кельтскую религию согласно своим собственным идеям. Следствием всего этого явились те неувязки и нелепости, о которых говорилось выше, а также гнетущее засилие буквальных и позитивистских толкований, противоречия которых свидетельству­ют об их непригодности. Еще серьезнее тот факт, что большая часть авторов, пишущих о религии и истории кельтов, очень редко распо­лагает серьезным знанием кельтских языков. Они не в состоянии противостоять потоку несерьезных работ.

Робота по теме, которая иногда неверно обозначается во мно­жественном числе, как «религии Галлии», обычно представляет со­бой эссе из хронологической, морфологической и прочих классифи­каций, из изолированных фактов замеченных, порой с противоре­чиями в деталях, античными писателями, к которым иногда добав­ляют результаты недавних раскопок. Отсутствие единства и связно­сти приводит к множеству возможных концепций, тогда как все ме­тоды исследования разрабатываются на основе документов или ино­гда противоречивых утверждений, почти всегда недостаточных. И все, что противоречит этой методологической путанице чаще всего плохо встречается публикой. Такой изветный германист как Ян де Фрис, заблудившись в чужой для себя области исследований, в 1961 г. в своей книге «Кельтская религия» (Keltische Religion, S. 71) нехо­тя процитировал важную статью «Кельтский бог с цепями. От Огмия Лукиана до Огмия Дюрера» (Le dieu celtique aux liens. De I ‘Ogmios de

Lucien a I ‘Ogmios de Diirer), опубликованную в журнале Ogam 12 за 1960 г., стр. 209-234, общий смысл которой он не понял. Некоторые стараются приписать себе открытия, другие вспоминают текст Jly — киана Самосатского, даже не упомянув имя Огмия, или теряются в догадках о богах Галлии на основе одной лишь иконографии. Схо­жим образом некоторые упорно отрицают возможность сравнения с ирландским материалом по причине относительной и нерегулярной христианизации ирландских текстов, забывая, что благодаря этой христианизации тексты существуют и сохранили свою архаику, по­тому что первая запись несомненно зафиксировала их в изначальной устной форме, в какой они бытовали, когда филиды, ответственные за их передачу, были обращены в христианство.

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты
17.07.2012 | Автор:

Исходя из всего этого, мы можем понять, почему и каким обра­зом кельты считали «острова на Севере Мира» мифическим местом происхождения института друидов. С этих четырех островов, где обитали четыре друида, и происходят боги или Племена богини Да­ну.

Кроме того, герои-воители, подобно описанным у Цезаря галльским друидам, завершали свое воинское или духовное посвя­щение в Британии или на севере Шотландии. Если хорошенько вду­маться, то окажется, что было бы бесполезной затеей искать эти ост­рова на географической карте, как это пытались делать греческие путешественники, а вслед за ними и Цезарь: остров — это прежде всего символ места, где посвящаемый и посвятитель оказываются теоретически изолированными от остального мира, и, чем бы ни яв­лялось это место и где бы оно ни находилось, оно предстает неким духовным центром. Это могло бы объяснить настойчивость римлян, с которой они вів. н. э. стремились разрушить святилище бриттов на острове Англси.

С островов на Севере Мира происходят также четыре главных «талисмана» кельтской мифологии:

Лиа Фаль, или «Камень власти», копье Луга, меч Нуаду, котел Дагды.

За исключением первого, этим талисманам приписывалась тео­логическая функция бога, то есть у них не было своей собственной функции, как у безжизненных объектов. Эти талисманы обладали функцией постоянных и неизменных символов, которыми не сможет воспользоваться никто, кроме богов. Поскольку он является симво­лом власти и своим криком указывает на законного короля, Лиа Фаль вероятно иногда выполнял питательную и «фаллическую» функцию (соответствуя неверной игре слов самих ирландцев: Fal и phallus), которая не может быть изначальной и уникальной. Камень легитимизировал все аспекты королевской власти, а не только те, которые относились к "третьей функции". Поэтому королевская символика связана с камнем у всех кельтов. Друид же был связан не с камнем, а с деревом (в основном с дубом).

Равным образом, четыре острова служат прообразом деления Ирландии на четыре главные провинции: Коннахт (Connacht), Ольстер ((Had), Мунстер (Мити), Лейнстер (Lagin).

К ним добавляется пятая, центральная область, Мит (ирл. Mide «середина»), состоящая из земельных наделов, заимствованных у четырех остальных областей.

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты
17.07.2012 | Автор:

ИМЯ ПРОЗВИЩЕ

ЛУГ «светлый» Савилданах «многоискусный», Лавфа-

Да «долгорукий»

ДАГДА «добрый бог» Даган «маленький добрый», Руад Ро-

Эсса «Красный знания», Эохайд Олла — тир «сражающийся тисом, могучий отец»

НУАДУ «распределитель» Аргетлав «среброрукий»

ОГМА «дорога» Элкмар «великий завистник»

ДИАНКЕХТ «быстрый захват»

БРИГИТА «высочайшая» Боанн (*В6 Vinda «белая корова»), Эт­

Не, Этайн (прозвища неясного значе­ния), Тальтиу «земля».

Категория: КЕЛЬТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ  | Комментарии закрыты