У меня нет никакого предубеждения ни в пользу этих буров, ни против них. Во время нескольких поездок, совершенных мною к этим несчастным порабощенным туземным племенам, я никогда не избегал белых, но старался быть им полезным и давал их больным лекарства без денег и вообще без всякой платы. Воздавая им должное, я заявляю, что они относились ко мне с неизменным уважением. Но, к великому сожалению, это – совершенно опустившиеся люди, испытывающие отвращение к чернокожим из-за своего глупого предубеждения против окраски их кожи.

Этот новый вид рабства, сделавшийся у них обычаем, служит для возмещения недостатка рабочих рук на полевых работах. Домашних же слуг они добывают себе во время набегов на соседние племена. Португальцы могут рассказать о таких случаях, когда черные, благодаря своей страсти к крепким напиткам, настолько опускаются, что продают сами себя в рабство. Но никогда на памяти людей не было ни одного случая, чтобы бечуанский вождь продал кого-либо из своих людей или какой-нибудь бечуан – своего ребенка. Отсюда у буров необходимость в набегах для похищения детей. Даже те единичные буры, которые не хотели бы принимать в этом участие, редко могут устоять против искусной выдумки о подготовляющемся будто бы восстании среди обреченного работорговцами племени и против представляющейся возможности поживиться при разделе награбленного скота. Для человека любой цивилизованной страны трудно представить себе, чтобы люди, обладающие общечеловеческими свойствами (а буры нисколько не лишены лучших свойств нашей природы), осыпав ласками своих детей и жен, все, как один, отправлялись хладнокровно расстреливать мужчин и женщин, правда, другого цвета кожи, но таких же людей, которым свойственны чувства привязанности к своей семье. В домах буров я разговаривал с детьми, которые, по их словам и по словам их хозяев, были похищены, и в нескольких случаях я находил родителей этих несчастных детей, хотя по постановлению, одобренному предусмотрительными бюргерами, следовало уводить только таких маленьких детей, которые скоро забыли бы и родителей и родной свой язык. Это было задолго до того, как я мог поверить рассказам о кровопролитиях, передаваемым очевидцами из туземцев, и если бы у меня не было других доказательств, кроме их рассказов, то я, вероятно, и до настоящего дня продолжал бы скептически относиться к их сообщениям. Но когда я убедился в том, что сами буры – одни оплакивают и обвиняют, а другие – гордятся кровавыми подвигами, в которых они принимали деятельное участие, то я вынужден был допустить достоверность сообщений туземцев и постараться найти объяснение этой неестественной жестокости. Единственное объяснение ее заключается в следующем. Буры живут среди туземных племен, более многочисленных, чем они; селения буров расположены около источников, удаленных один от другого на много миль; ввиду этого они все время чувствуют неуверенность и непрочность своего положения. Первый вопрос, который они задают прохожему, это вопрос о том, спокойно ли вокруг них, и когда они получают от недовольных или завистливых туземцев донесения, направленные против какого-нибудь из соседних племен, то им представляется, будто бы это племя подготовляет восстание. Тогда суровые меры представляются неотложной необходимостью даже и более мягко настроенным среди них, и каким бы кровопролитным ни было последующее избиение, оно не вызывает у буров угрызений совести. Это – жестокая необходимость для водворения мира и порядка. Конечно, покойный Гендрик Потжейтер сам весьма искренно верил в то, что он является великим умиротворителем страны.

Но почему туземцы, во много раз превосходящие буров численностью, не восстанут и не уничтожат их? Потому, что буры живут среди бечуанов, а не кафров, хотя никто никогда не узнал бы от бура, в чем их различие. В истории нет ни одного случая, когда даже те из бечуанов, у которых есть огнестрельное оружие, напали бы на буров или на англичан. Когда на бечуанов нападали, они защищали себя, как это было в одном случае с Сечеле, но они никогда не начинали сами наступательной войны против европейцев. О кафрах же мы должны сказать совершенно иное, и разница между ними и бечуанами для граничащих с ними буров была всегда настолько очевидной, что с того времени, как эти «великолепные дикари» стали располагать огнестрельным оружием, ни один бур никогда не пытался поселиться в стране кафров или встретиться с ними лицом к лицу на поле боя. Буры вообще проявляли заметную антипатию ко всяким иным способам ведения войны, кроме использования дальнобойных орудий, и в своих передвижениях, подойдя бочком к женственным бечуанам, они предоставили англичанам улаживать споры их, буров, с кафрами и оплачивать английским золотом их войны.

По возвращении к бакуруце мы увидели, что лодки, в которых они ездят ловить рыбу, сделаны просто из связанных вместе больших пучков камыша. Такая лодочка могла бы быть готовым импровизированным понтоном для переправы через всякую реку.

Глава IV

Новый отъезд с реки Колобенг в страну Себитуане. – У Зоуги. – Цеце. – Охота Освелла на слонов. – Возвращение на Колобенг. – Третий старт отсюда. – У Нчокоцы. – Соляные блюдца. – Бушмены. – Наш проводник Шобо. – Укус, фатальный для домашних животных, но безвредный для диких животных и для человека. – Действие яда. – Макололо. – Себитуане. – Открытие реки Замбези в центре континента в июне 1851 г. – Ее величина. – Мамбари. – Работорговля. – Решение отослать семью в Англию. – Возвращение в Кэп в апреле 1852 г. – Помощь, оказанная мне королевским астрономом в Кэпе

Вернувшись на Колобенг, я оставался там до апреля 1850 г. и затем, в обществе мистрис Ливингстон, трех наших детей и вождя Сечеле, который купил себе собственную повозку, отправился, чтобы переехать Зоугу в нижнем конце, намереваясь следовать по северному ее берегу до Тамунк’ле, а затем подняться по этой реке, чтобы посетить на севере Себитуане. Секоми распорядился засыпать колодцы в Серотли, которые вырыли с таким трудом, поэтому мы избрали более восточное направление – через горы Бамангвато и мимо Летлоче. Секоми спросил, почему я миновал его в первую свою поездку Я ответил ему, что, зная о нежелательности для него моей поездки к озеру, я не хотел с ним ссориться. «Хорошо, – сказал он, – ты победил меня, и я доволен».

Мы расстались с Сечеле у брода, так как он очень хотел посетить Лечулатебе. С большим трудом ехали мы по северному лесистому берегу Зоуги. Для того чтобы можно было пробираться через лес, мы должны были срубать много деревьев. Нам пришлось понести большие потери в быках, попадавших в ямы-западни. Когда байейе узнали о нашем приближении, они с готовностью раскрыли эти ямы; но до этого мы не могли обвинять никого, зная, что это – установившийся обычай страны, как бы он ни расходился с нашими интересами.

Освелл посвятил остаток сезона охоте на слонов; туземцы повсюду объявили, что из всех охотников, когда-либо приезжавших сюда, он – наилучший. Охотился он без собак. Интересно, что слон – это благородное животное – в присутствии тявкающих дворняжек бывает так охвачен беспокойством, что в это время делается совершенно неспособным заметить человека. Слон делает неуклюжие попытки раздавить их, падая на колени, а иногда прислоняется лбом к небольшому дереву и, посмотрев сначала на одну, а потом на другую сторону дерева, толкает его вперед и вниз, как будто посредством этого он хочет задержать своих противников. Единственное, чего должен опасаться охотник, это как бы собаки не побежали к хозяину и тем самым не направили к нему слона. Всем было известно, что Освелл убивает ежедневно по четыре крупных слона. Мы имеем основание гордиться его успехами, потому что туземцы по нему составили высокое представление о мужестве англичан. Когда туземцы хотели польстить мне, они, бывало, говорили: «Если бы ты не был миссионером, то ты был бы таким же, как Освелл, ты тоже охотился бы без собак».

Приближаясь к месту слияния Зоуги с Тамунк’ле, мы получили сведения о том, что на берегах Тамунк’ле во множестве водится муха цеце. Таким образом, перед нами вырос барьер, которого никогда не ожидали встретить, и так как из-за этого наши повозки могли совсем остаться в пустыне и нам нечем было бы питать наших детей, то мы были вынуждены с сожалением переехать обратно через Зоугу и вернуться на Колобенг.

Вскоре к нам прибыли послы от вождя Себитуане, который слышал о наших попытках поехать к нему и прислал приглашение посетить его и его страну. Съездив по представившейся надобности в Куруман и собравшись снова в дорогу, мы еще раз тронулись в путь и добрались с помощью одного проводника до Нчокоцы, предоставленные дальше на некоторое время самим себе.

Из всего, что я когда-либо слышал о львах, нет ничего, что давало бы возможность приписывать ему свирепость или, наоборот, благородное великодушие, приписываемое им иными. Он не обладает благородством, свойственным породам ньюфаундленда или сенбернара. Что касается его огромной силы, то в ней не может быть сомнения. Масса мускулов вокруг его челюстей, плеч, передних лап свидетельствует действительно о чудовищной силе. Но сила их, кажется, уступает силе мускулов индийского тигра. В большинстве случаев проявления этой силы, которые я видел, когда, например, лев утащил быка, он не несет его в зубах, а тянет или волочит тушу по земле. Бывают случаи, когда львы прыгают на круп лошади, но никто никогда не видел их на шее жирафа. Они не прыгают на круп даже южноафриканской антилопы, но стараются свалить ее с ног, разрывая когтями. Освелл и Вардон однажды видели, как три льва пытались свалить с ног буйвола и в течение некоторого времени не были в состоянии сделать это, несмотря на то что буйвол был смертельно ранен пулей.

Лев, нападая на животное, всегда хватает его за бок ближе к задней ноге или прямо за горло, под челюстью. Интересно, пытается ли он когда-нибудь вцепиться животному в загривок? Бок – обычное место, в которое он впивается зубами, и этой частью туши он начинает лакомиться прежде всего. Туземцы очень сходятся со львами во вкусах при выборе наиболее лакомого куска. Кишки и покрытые жиром внутренности составляют полный обед даже для самого крупного льва. Иногда во время такого обеда, принюхиваясь, близко подходит шакал и частенько платится за свою отвагу жизнью от одного только удара львиной лапы. Наевшись до отвала, лев быстро засыпает, и тогда с ним легко разделаться. Охота на льва с собаками менее опасна, чем охота на тигра в Индии, потому что собаки, выгоняя льва из укрытия и заставляя его отчаянно защищаться, дают охотнику достаточно времени для обдуманного прицела и меткого выстрела.

Где больше диких животных, там и львы водятся в пропорционально большем количестве. Львов никогда не увидишь стаями. Но иногда шесть или восемь львов, вероятно, целое семейство, охотятся на добычу вместе. Когда человек ходит по улицам Лондона, то он скорее может быть раздавлен колесами экипажей, чем, находясь в Африке, будет съеден львами. Из всего, что я слышал о львах, ничто не может заставить людей, обладающих обыкновенной смелостью и предприимчивостью, отказаться от поездки в Африку.

То чувство, которое побудило современного художника изображать льва в утрированно искаженном виде, заставляет сентиментальных людей считать рев льва самым страшным из всех звуков в мире. Мы всегда слышим о «величественном реве царя зверей». Конечно, когда в этой стране вы слышите рев льва во время непроглядной черной ночи при страшных раскатах грома, когда каждая вспышка ослепительной молнии оставляет вас в еще большей темноте, а дождь при этом льет с такой силой, что ваш костер гаснет и вы не можете даже под деревом укрыться от ливня, когда вы не можете сделать выстрела, так как у вас подмочен порох, то тогда этот рев может вызвать страх. Но если вы находитесь в уютной комнате или даже в повозке, то это совсем другое дело; здесь вы его слышите без всякого страха или тревоги. Глупый страус ревет так же громко, как лев, и однако человек никогда не страшится этого звука. Разговоры о величественном реве льва – только величайшая болтовня. Когда несколько лет назад я говорил об этом, то к моим словам отнеслись с сомнением, и я с тех пор стал тщательно осведомляться у европейцев, которые слышали рев льва и крик страуса, – могли ли они обнаружить какую-нибудь разницу между тем и другим; мне всегда отвечали, что когда лев был на некотором расстоянии, то они не могли обнаружить никакой разницы. Туземцы утверждают, что существует разница между началом звука у того и у другого. Следует сказать при этом, что, конечно, есть значительная разница между певучим звуком голоса льва, когда он бывает сыт, и между его низким грубым рычанием, когда он голоден. Вообще кажется, что голос у льва имеет более грудной, а у страуса – более гортанный оттенок, но я по сей день могу с уверенностью различать их, только зная, что страус ревет днем, а лев – ночью.

Макололо обрабатывают обширные участки земли вокруг своих деревень. Те из них, которые принадлежат к племени базуто, ходят работать на поля вместе со своими женами, – положение вещей, никогда не виданное на Колобенге, среди бечуанов и кафров. Великий вождь базуто Мошеш каждый год сам брал в руки мотыгу, подавая пример своему народу, и когда необходимо было работать всем обществом, то он трудился вместе со всеми до поту. Его подданные, базуто, принадлежат к тому же семейству, что и макололо. Молодые макололо, привыкшие с детства чувствовать себя господами побежденных макалака, к несчастью, не имеют желания следовать земледельческим наклонностям своих отцов, уверенные в том, что их подданные выполнят для них всю физическую работу. Макололо являются в этой стране аристократами. Власть их над вассалами была некогда безграничной. Но их привилегии были значительно ограничены самим Себитуане.

Я уже говорил, что все племена, которые Себитуане покорил в этой большой стране, называются в целом макалака. Как сами макололо, так и эти негры Центральной Африки являются разноплеменными народами, основным ядром которого были базуто. Это племя пришло вместе с Себитуане из сравнительно холодной и гористой южной области. Когда Себитуане покорил бечуанские племена баквейнов, бангвакеце, бамангвато, батауна и другие, то он взял у них детей и включил этих детей в состав своего племени. Впоследствии, из-за лихорадки и вызванной ею смертности, численность его народа сильно уменьшилась, и он снова мудро использовал в широких размерах то же самое мероприятие, введя в свое племя детей макалака. Поэтому даже дети вождей бароце были сильно привязаны к нему, и они до сего дня говорят, что если бы их отец Себитуане умер не своей смертью, а от насилия, то каждый из них не пожалел бы своей жизни, защищая его. Одной из причин их крепкой привязанности к Себитуане была свобода, предоставленная им по его приказу. Приказ этот основывался на том, что все они являются детьми вождя.

Первое место среди выращиваемых племенами макалака культур принадлежит Holcus sorghum, или «дурра»; затем идут кукуруза, два сорта бобов, земляные орехи [Arachis hypogoea], тыквы, арбузы и огурцы. Урожай всецело зависит здесь от дождя. Те, кто живет в долине бароце, возделывают, кроме того, сахарный тростник, сладкий картофель и маниок (Jatropha manihot). Но там климат теплее, чем в Линьянти. Макалака повышают урожайность своих культур примитивными попытками искусственного орошения.

Орудием обработки земли повсеместно является только мотыга. Железо для изготовления мотыг племена батока и баньети добывают, подвергая плавлению железную руду. О количестве ежегодно переплавляемого ими железа можно судить по тому факту, что большая часть мотыг, которыми пользуются в Линьянти, поставляется туда кузнецами этих покоренных племен в качестве дани.

Основные типы африканских луков

Лук бангалов (коллекция Шютт. Берлинский музей народоведения). Лук бакубов с плетеными ротанговыми утолщениями (коллекция Висмана. Берлинский музей народоведения). Лук из внутренней страны Того (коллекция Циммерера. Мюнхенский этнографический музей). Лук из Уги (коллекция П. Рейхарда. Берлинский музей народоведения). Лук гариев, обвитый железной полосой (коллекция Пнаджии. Берлинский музей народоведения)

Секелету получает от множества подвластных ему племен дань просом (по-туземному – «дурра»), земляными орехами, мотыгами, копьями, медом, челнами, веслами, табаком, коноплей, или «мутоку-ане» (Cannabis sativa), всевозможными дикими плодами, выделанными шкурами и слоновой костью. Все это привозится в его котла, и Секелету принадлежит честь делить все это между бездельниками, проводящими свое время в праздности; все они собираются к этому времени в котла. В его личный запас поступает небольшая часть дани. Слоновая кость номинально принадлежит ему одному, но это только маневр, к которому прибегают для справедливого распределения прибыли. Продавать слоновую кость вождь может только с ведома и одобрения своих советников, и доход с нее должен распределяться на открытом собрании. Вождю принадлежит право выбирать себе все, что ему понравится, но если он берет себе больше, чем дает другим, то он теряет популярность. И здесь и в других местах мне известны случаи, когда лица, считающие себя обиженными и обойденными, убегали к другим вождям. Один из таких недовольных убежал к вождю Лечулатебе. Последний подговорил его отправиться на р. Чо (или Цо) в деревню Бапалленг, находившуюся во владениях Секелету, и отобрать у жителей деревни слоновую кость, которая предназначалась для дани Секелету. Этот поступок его привел в ярость всех макололо, потому что всему их обществу был причинен чувствительный ущерб. Когда после этого в Линьянти пришла от Лечулатебе партия его людей, то перед ними была специально произведена демонстрация: около пятисот вооруженных макололо изобразили перед ними сцену грозного нападения. Главные воины делали вид, будто они поражают невидимого врага ударами копьев, направляя их в ту сторону, где жил Лечулатебе. При каждом ударе все остальные люди громко кричали: «Гоо!» А каждый удар копьев в землю, означавший неминуемую гибель врага, вызывал единодушный крик: «Гезз!» Подобные демонстрации были сигналом, по которому все способные носить оружие, даже старики, должны были явиться в ряды войск.

Среди деревьев здесь можно видеть несколько видов Ficus indica, светло-зеленых акаций, роскошных моцинцел и вечнозеленых моцоуори, похожих на кипарис. Плоды этого последнего дерева теперь созрели, и жители деревень угощали нас множеством блюд, приготовленных из его красивых розовых слив; больше всего их употребляют в форме приятного кислого напитка. Моцинцела – очень высокое дерево; оно является прекрасным материалом для челноков; его плоды питательны и вкусны, но, как и у многих диких плодов этой страны, следовало бы путем культивирования дерева увеличить мясистую часть плода, потому что большую часть плода занимает косточка.

Течение Чобе было настолько извилистым, что каждые 12 миль [22 км] она несла нас по всем направлениям компаса. От одного изгиба реки, на котором стоит д. Мореми, некоторые из нас прошли пешком до другой деревни почти прямым путем, что заняло около шести часов, в то время как челны, плывущие с удвоенной скоростью, покрыли то же самое расстояние в двенадцать часов. И хотя река при самом низком уровне воды имеет в глубину от 13 до 15 футов [4–4,5 м] и достаточно широка, чтобы по ней мог плавать пароход, внезапность, с которой появляются ее извилины и повороты, являлась бы серьезным препятствием для навигации. Если бы эта страна стала когда-нибудь цивилизованной, то р. Чобе могла бы быть удобным естественным каналом. Чтобы проехать от Линьянти до места слияния Чобе с Лиамбье, мы потратили сорок два с половиной часа, работая веслами и плывя со скоростью 5 миль [9 км] в час; там мы обнаружили дайку амигдалоида [dyke of amygdaloid], лежащую поперек Лиамбье.

Этот амигдалоид вместе с аналами (analami) и мезотипом содержит в себе кристаллы, которые непрерывно вымываются водой и растворяются в ней, отчего камень имеет такой вид, как будто он весь источен червями. Любопытно наблюдать, как вода, бегущая по камням, поглощает хотя и ничтожную, но заметную часть минералов, содержащихся в них. До этого места вода в Чобе имеет темный, мшистый цвет, но здесь она сразу делается светлой. Всюду, где только наблюдается это просветление воды, которое является признаком большого количества растворенных в ней минералов, одновременно отмечается и почти полное отсутствие комаров. В таких местах комаров никогда не бывает так много, чтобы они причиняли кому-нибудь серьезное беспокойство, кроме крайне раздражительных людей.

В месте слияния Чобе и Лиамбье стоит большой остров, называемый Мпария. Он состоит из траппа (зеолит, вероятно, мезотип), имеющего более молодой возраст, чем глубокий пласт туфа, в котором Чобе проложила себе русло, потому что на месте их соединения туф преобразован в сахароидный известняк.

Действительное место слияния этих двух рек, Чобе и Лиамбье, определить трудно, потому что каждая из них в этом месте разветвляется на несколько рукавов. Когда вся масса воды собирается затем в одно русло, то для того, кто провел много лет на безводном юге, она является необычайно красивым зрелищем. Даже острый взгляд туземца не может различить с берега, являются ли те два больших острова, которые находятся в нескольких милях к востоку от места соединения рек, противоположным берегом или чем-нибудь другим. В давние годы, когда нынешний вождь Секоми был еще грудным ребенком, вождь макалака с о. Мпария обманом разлучил мужчин племени бамангвато с их женами, заманив мужчин на один из этих островов будто бы для того, чтобы перевезти их через р. Лиамбье. После того как жены на глазах у мужей были взяты в плен этими жестокими властителями Лиамбье, мужчины были предоставлены гибели, и Секоми обязан своей жизнью состраданию, проявленному одним из байейе, который из жалости к маленькому вождю дал возможность его матери убежать ночью.

Проведя одну ночь на о. Мпария в деревне макололо, мы оставили Чобе и начали подниматься по Лиамбье; 19 ноября мы во второй раз приехали в Сешеке. Этот город стоит на северном берегу реки и населен множеством макалака, подвластных Морьянцане, шурину покойного Себитуане. В нем живут люди разных племен, и люди каждого племени имеют своего старшину, но всеми ими в целом управляет несколько человек макололо. Их по существу деспотическая власть значительно смягчается рядом обычаев и законов.

У людей, которые пришли к нашему бивуаку вместе с Шеакондо, многие зубы были спилены до самого основания, а те, которые оставались нетронутыми, сверкали яркой белизной. На разных частях тела у этих туземцев была татуировка. На коже живота у них имеются небольшие вздувшиеся рубцы около полудюйма [1,2 см] в длину и четверти дюйма [немного более 0,5 см] в ширину; рубцы располагаются в виде звезды или образуют другой какой-нибудь узор. Сквозь любое красящее вещество, наложенное ими на тело, всегда просвечивает темный цвет кожи. Они очень любят смазывать всю поверхность кожи маслом, придающим ей приятный глянец. Не имея других возможностей, они пользуются для этого маслом из семян клещевины, т. е. касторовым, но чрезвычайно любят также коровье масло или сало. Старшая жена Шеакондо преподнесла мне в подарок корни маниока и сейчас же учтиво потребовала, чтобы ее смазали коровьим маслом; будучи щедро снабжен им во время своего путешествия по территории макололо, я дал ей столько, сколько требовалось, и так как на них почти нет одежды, то я охотно готов допустить, что благодаря этому она почувствовала себя более удобно. Другая любимая жена Шеакондо тоже пожелала масла. Она носила на нижней части голени много медных колец с привязанными к ним железными пластинками для того, чтобы они звенели на ходу, когда она быстро, по-африкански, семенит своими ногами.

Вследствие непрерывных дождей и пасмурного неба я в течение двух недель не мог сделать ни одного наблюдения для определения долготы и широты. Лееба все еще не обнаруживает признаков большого подъема воды. Благодаря множеству впадающих в нее ручейков, поросших мхом, вода в ней выглядит почти черной.

Здесь заметно меньше птиц и рыбы, в то время как Лиамбье кишит ими. Следует отметить, что здешние крокодилы больше боятся человека, чем на Лиамбье. Отравленные стрелы здешних туземцев, балонда, приучили крокодилов не показываться на глаза. Мы не видели здесь ни разу, чтобы хоть один крокодил грелся на солнце.

Балонда расставляют так много ловушек для птиц, что птицы редко показываются здесь. Однако на берегах Леебы я наблюдал много новых для меня мелких певчих птиц.

На востоке дождя выпало больше, чем здесь, потому что вода в Лиамбье быстро прибывала и так сильно размывала песчаные берега, что цвет ее воды принял желтоватый оттенок.

Один из наших людей был укушен неядовитой змеей и, конечно, не потерпел от укуса никакого вреда. Бароце приписали это тому, что в тот момент вокруг укушенного было много людей, которые смотрели на эту змею. Они думают, что взгляд человека обладает магическим действием и может уничтожить яд.

6 января мы достигли одной деревни, находящейся во владении другой женщины-вождя – Нямоаны, сестры Шинте, самого могущественного вождя племени балонда в этой части страны. Ее люди только недавно поселились на этом месте, построив здесь всего двенадцать хижин. Ее муж, Са-моана, был одет в короткую юбку из байки зеленого и красного цвета, носил копье и широкий старинный меч около 18 дюймов [45 см] в длину и 3 дюймов [7,5 см] в ширину.

Вождь и ее супруг сидели на шкурах, находившихся в центре круга диаметром в тридцать шагов и несколько возвышающегося над уровнем почвы. Это возвышение было окружено канавой. За пределами канавы перед возвышением сидело около тридцати человек всевозможных возрастов обоего пола. Мужчины были вооружены луками, стрелами, копьями и широкими мечами. Около мужа вождя сидела еще одна, несколько пожилая женщина, с неприятным косящим кнаружи левым глазом. Приблизительно в 40 ярдах [35 м] от них мы положили свое оружие на землю, и я, подойдя к центральному седалищу, приветствовал по-туземному, захлопав в ладоши, сначала мужа. Он показал мне на свою жену, желая сказать этим, что первенство чести принадлежит ей. Я приветствовал ее тем же способом. Принесли циновку, и я сел перед ними на корточки. Затем они позвали специально уполномоченного для переговоров человека и спросили меня, кто будет говорить от моего имени. Я указал на Колимботу, который был лучше других знаком с их диалектом, и тогда начались переговоры по всей форме. Я объяснил им свои действительные цели, без малейшей попытки окутать их таинственностью или представить в ином виде, чем они были для меня самого; я всегда был убежден в том, что когда имеешь дело с людьми нецивилизованными, то наилучшим путем в отношениях с ними является, без сомнения, искренность. Колимбота передавал уполномоченному Нямоаны то, что я говорил ему. Тот передавал все сказанное дословно ее супругу, который снова повторял все ей. Таким образом, все это пересказывалось четыре раза и так громко, чтобы все присутствующие могли слышать. Ответ возвращался ко мне таким же круговым путем, начинаясь от леди к ее супругу и так далее.

В этой части страны встречаются буйволы, южноафриканские антилопы, куду и другие виды антилоп, но нам не удалось убить ни одной из них, потому что они здесь слишком осторожны. Мы ехали таким же лесом и такими же лугами, как и прежде. Кое-где на них были разбросаны негритянские деревни. Будучи в хорошем физическом состоянии, мы могли наслаждаться прекрасным зеленым ландшафтом.

Нам встретились люди, которые шли из города вождя Матиамво (Муата Янво). Они были посланы объявить о смерти последнего вождя, носившего это имя. Название Матиамво есть титул, переходящий по наследству от отца к сыну, причем слово «муата» значит «господин», или «вождь». Последний Матиамво, по словам этих людей, был человеком сумасшедшим, потому что он по какому-то капризу отрубал иногда голову первому встречному, и у него была целая коллекция таких голов.

Объясняя такие действия, Матиамво говорил, что у него чересчур много людей, и ему необходимо уменьшить число населения. Власть его была абсолютной; он распоряжался жизнью и смертью своих подданных.

Мы спросили, совершаются ли все еще человеческие жертвоприношения, как было в Казембе во времена Перейры, и нам ответили, что эти жертвоприношения не были обычным явлением, как представлялось Перейре, но это случалось временами, когда вождю необходимо было убить человека для какого-то особенного колдовства. Человек, который давал нам эти объяснения, выразил надежду на то, что новый вождь не будет поступать подобно своему сумасшедшему предшественнику, а будет убивать только виновных в колдовстве или краже.

Посыльные были сильно удивлены той свободой, которой пользуются макололо, а когда они узнали, что у каждого из моих людей есть собственный скот, то сказали, что в их области было стадо только у одного Матиамво. Один из них, человек очень умный, задал вопрос: «Если бы я сделал челнок и отправил его вниз по реке в страну макололо, мог бы я приобрести там на него корову?» Это был очень важный вопрос; он доказывал, что люди знали о существовании водного пути из страны Матиамво в страну макололо и что река течет по плодородной стране, богатой строевым лесом. Макололо ответили на заданный вопрос утвердительно. Если племена будут иметь сношения друг с другом, то их вожди будут слышать, что думают об их поступках другие племена, и это будет производить на вождей хорошее действие. Макололо, постоянно совершавшие набеги, пользовались такой плохой репутацией, что в Лунде о них не знали ничего другого, кроме того, что они жестокие грабители. Люди в стране Матиамво покорно сносят всякий несправедливый поступок своих вождей, и ни один голос не может подняться против их жестокостей, потому что подданные Матиамво боятся бежать куда-нибудь.

Мы оставили деревню в обществе самого Кведенде и главного из послов Матиамво и после двух-трех миль пути в северо-западном направлении пришли к переправе через р. Лотембву, которая идет здесь на юг. У реки нас ожидал челнок. Переправа через Лотембву была очень утомительной, потому что хотя сама река имела всего 9 ярдов [около 8 м] в ширину, но вся долина около нее была затоплена водой, и, для того чтобы только дойти до реки, мы должны были шлепать по воде более полумили. Чтобы старик Кведенде мог согреться и посушить свой табак, мы развели костер. Туземцы срывают листья табака и высушивают у костра, держа их близко к огню, пока они не сделаются совсем сухими и ломкими; затем кладут в табакерку, которая вместе с пестиком служит своего рода мельницей для превращения листьев в тончайший порошок. Табак они нюхают. Когда мы сидели у костра, то послы Матиамво откровенно рассказывали о жестоких обычаях своего племени. Когда умирает их вождь, то убивают много слуг, чтобы они сопровождали его в другой мир. Такому же обычаю следовали и бароце. Эти обычаи доказывают, что туземцы являются настоящими неграми, хотя ни они, ни балонда не имеют близкого сходства с этим народом. Кведенде сказал, что если бы такой случай произошел при нем, то он спрятал бы своих людей так, чтобы их нельзя было найти и убить. По мере того как мы продвигались к северу, все больше и больше усиливались кровавые суеверия.

Нам сказали, что если бы покойному Матиамво сильно понравилось что-нибудь, например цепочка моих часов, которая была сделана из серебряной проволоки и была диковинной редкостью для туземцев, никогда не видевших крученого металла, то он отдал бы приказ поднять на ноги все население, чтобы купить такую вещь у иностранца.

Все пласты, залегающие под конгломератом, состоят из красного глинистого сланца различной степени твердости; самым твердым является пласт, лежащий на дне. Сланец был причиной образования очень скользкой глинистой почвы.

Здесь мы увидели бамбук толщиной в человеческую руку и много новых деревьев. Другие деревья, которых не было совсем видно с тех пор, как мы оставили Шинте, теперь появились снова. Но ничто не поражало нас здесь так сильно, как тощий и хилый их вид. Деревья, которые оставались позади нас на плато, были высокими и прямыми, здесь же они все словно остановились в своем росте и не росли так тесно друг к другу. Но так как те и другие деревья принадлежали к разным видам, то я мог объяснить это явление только предположением, что большая высота плато более соответствовала природе росших на нем деревьев, чем низменность – деревьям, росшим внизу.

Воскресенье, 2 апреля. Мы расположились на отдых около небольшого потока. После того как расстались с Ионгой Панзой, мы жили только на одном маниоке и сильно страдали от голода, поэтому теперь закололи одного из остававшихся у нас четырех быков. Местное население испытывает, по-видимому, такую же огромную нужду в животной пище, как и мы, потому что они затрачивают много сил на выкапывание больших белых личинок из тинистой почвы на берегах потоков и употребляют их в качестве приправы к растительной пище. Башиндже отказывались продавать пищу за ничтожные украшения, которые предлагали им мои люди. Мы не могли достать ни муки, ни маниока; но все это было бы ничего, если бы их вождь Сансаве не докучал обычным требованием подарка. Туземные торговцы говорили нам, что, прежде чем они могли проехать через его владения, они должны были применить силу.

Сансаве, вождь одной части племени башиндже, предъявив нам формальное требование дать ему раба, быка или бивень слона, отверг с презрением предлагаемые нами вместо этого дешевые вещи. Мы сказали его посыльным, что слоновые бивни принадлежали Секелету. Все остальное у нас уже исчезло, оставались только мои инструменты, совершенно бесполезные для них. Один из башиндже попросил у нас мяса, и когда ему было отказано в этом, то он сказал моим людям: «Все равно мы возьмем у вас завтра, когда убьем вас». Чем мягче мы с ними говорили, тем наглее они становились.

После утомительных переговоров в течение целого дня с разными посыльными от Сансаве он оказал нам честь, явившись к нам лично. Он – совсем молодой человек, с приятным, пожалуй, выражением лица. Между действительными португальцами и этими людьми, по-видимому, не существует общения, даже здесь, так близко к р. Кванго, потому что Сансаве попросил меня показать ему мои волосы, объясняя свою просьбу тем, что хотя он и слышал о волосах белых людей и некоторые из них даже проходили через его страну, но он никогда еще не видел прежде прямых волос. Это вполне возможно, потому что большинство работорговцев – не португальцы, а люди смешанного происхождения. Разница между их похожей на шерсть шевелюрой и нашими волосами вызвала у него приступ неудержимого смеха. После этого я показал ему свои часы и хотел добиться беседой с ним доверия к себе, но когда я собирался показать ему карманный компас, он приказал мне не делать этого, потому что испугался всех этих чудесных вещей. Я сказал ему, что если бы он узнал мои намерения так, как знали их племена Внутренней Африки, то он с радостью остался бы у меня и посмотрел картины волшебного фонаря, но так как становилось уже темно, то он простился, и когда отошел немного от нас со своими людьми, то прислал за моим уполномоченным и сказал ему, что если мы не прибавим к предложенным нами в качестве подарка медным кольцам и нескольким фунтам мяса еще красную куртку и одного раба, то мы должны уйти той же дорогой, по которой пришли. Я сказал в ответ: «Мы обязательно пойдем завтра вперед, и если он начнет враждебные действия, вина падет на него»; а мой человек добавил еще от себя: «Сколько белых людей ты убил на этой дороге?» – вопрос, который можно передать так: «Ты никогда не убил ни одного белого человека, а ухитриться убить нашего белого человека труднее, чем ты думаешь». В этом выражалось то решение, о котором мы часто твердили друг другу, – скорее умереть, чем отдать в рабство хоть одного человека. Голод сильно действует на настроение. Столкнувшись с этой новой крупной неприятностью, мы почувствовали раздражение, и я не один раз уже слышал, как мои спутники говорили относительно угрожавшего нам нападения: «Нам только этого и нужно, попробуйте, начните» или, стиснув зубы, восклицали: «Эти подлые твари никогда не путешествовали и не знают, какие бывают люди». Овладевшее моими людьми тревожное состояние, которое я описываю очень слабыми чертами, оказало свое влияние и на меня. Туземцы видели, что нам нечего им дать. На нас сыпались оскорбление за оскорблением, и это воспламенило в нас воинственный дух. Насколько мы могли судить, на следующее утро нам предстояло пробить себе путь через страну башиндже.

В прежние времена португальцы считали, что некоторые части этой местности вредны для здоровья и изгнание в область черных скал Пунго Андонго считалось судьями более суровым приговором, чем ссылка в другую часть побережья, но теперь все знают, что эта местность является самой здоровой во всей Анголе. Вода здесь замечательно чистая; вся местность мягко снижается к р. Коанзе, находящейся на расстоянии нескольких миль от скал, и имеет открытый волнообразный характер. Эта река является южной границей португальской территории; на юге и юго-западе мы видим за рекой высокие горы Либолло.

На юго-западе находится гористая страна, населенная племенем кимбонда, или амбонда; по словам полковника Пи-реса, амбонда являются отважными и независимыми и вместе с тем гостеприимными и честными людьми. У них много скота; их страна производит много воска, который тщательно собирается и привозится к португальцам; амбонда находятся в хороших отношениях с португальцами. У полковника Пиреса, в доме которого я остановился, была другая резиденция, находящаяся приблизительно в шести милях от скал, и, для разнообразия, я посещал их вместе с ним раз в неделю.

Разница в температуре, вызываемая понижением местности, сказывалась на яблонях «кешью»: в то время как поблизости к скалам на этих яблонях цветы только распускались, внизу на таких же деревьях уже созревали плоды. Какао и бананы, растущие внизу на берегах Коанзы, дают прекрасный урожай бобов и фруктов, но наверху у скал не дают ничего или очень мало. Разница в температуре составляла 7°. Около скал обычная утренняя температура была 67° [25,3 °C], в полдень 74° [27,9 °C] и вечером 72° [27,2 °C].

Один мальчик из рабов, принадлежащих полковнику Пи-ресу, наелся вечером лимонов, украденных им из сада полковника, и, чтобы не быть уличенным в краже по запаху изо рта, пошел на реку выполоскать себе рот. Его схватил крокодил и утащил на остров, находившийся на середине реки; там мальчик ухватился за тростник и одержал верх над усилиями пресмыкающегося оттащить его от тростника; товарищи мальчика, услышав его крики, поплыли к нему на челноке на выручку. Крокодил сразу оставил жертву, потому что вне своей собственной стихии он очень труслив. На животе и бедре мальчика было много знаков от зубов крокодила, а на руках и на ногах следы его когтей.

Близ этой станции находилось много древних мест погребения, в которых племя джинга хоронило умерших. Это были большие груды камней с поставленной на них грубой глиняной посудой для пищи и питья. Некоторые из них имеют круглую форму, как копны сена, с диаметром в 2 или 3 ярда [ярд = 91,44 см]. Никаких следов надписей не существует. Туземцы Анголы держатся странного обычая погребать своих покойников по сторонам дороги, по которой люди больше всего ходят, но особенно любят хоронить покойников на перекрестках дорог. На могилах и вокруг них посажены деревья из вида молочайных и другие. На самой могиле кладутся посуда для воды и для варки пищи, сломанные трубки, а иногда маленькие лук и стрела. Португальское правительство, желая искоренить этот обычай, отвело в каждой деревне специальные места под кладбища и установило штраф за погребение около дороги, но, несмотря на строгость закона, народ упорно следует своему древнему обычаю.

Местность между Коанзой и Пунго Андонго покрыта низкими деревьями, кустарником и прекрасными лугами. Мы имели удовольствие видеть на этих лугах наших старых знакомых – яркие гладиолусы, амариллисы, гимантусы и другие луковичные.

Удивительно, что здесь так мало сделано в отношении земледелия. Никто никогда не пытался выращивать пшеницу при помощи ирригации; плуг не употребляется, и туземная мотыга в руках рабов продолжает оставаться единственным орудием обработки земли. Главной культурой является маниок, который сам по себе не настолько питателен, чтобы поддерживать физические силы людей. Люди смешанной, наполовину португальской крови физически слабее своих отцов. Они живут главным образом маниоком; маниок никогда не приедается скоро, едят ли его корни сырыми, жареными или вареными, или сначала дадут им бродить в воде и затем обжарят, или после брожения высушат и пекут в виде мелких стружек, или сделают из них кондитерские изделия, смешивая их с маслом и сахаром. Вареные листья маниока являются превосходным овощным блюдом; когда их едят козы, то последние дают очень много молока. Древесина его представляет собой прекрасное топливо и доставляет большое количество поташа. Когда маниок бывает посажен в сухую землю, то для полного его созревания необходимо два года, и за это время он не требует никакого ухода, кроме прополки. Он хорошо переносит засуху и при отсутствии дождя никогда не засыхает, как другие растения. Когда он посажен на низменных местах в аллювиальную почву или хорошо орошаемую дождем, то для его созревания бывает достаточно года или десяти месяцев. Если корни маниока в сыром виде натереть, положить на материю и растирать руками, поливая на растираемую массу воду, то от нее отделяется клейкое крахмалистое вещество; когда это вещество осядет на дне сосуда, то воду удаляют и ставят на солнце. Высохшая масса образует тапиоку. Высушивание завершается подогреванием и помешиванием на легком огне; совершенно высушенная тапиока имеет вид маленьких шариков. Долгоносик никогда не вредит растущему маниоку.

Хотя на нашем пути попадалось очень много диких животных, но я стал плохим стрелком и постоянно делал промахи. Однажды я поехал на охоту, решив подойти к зебре так близко, чтобы не промахнуться. Мы плыли в маленьком челноке вдоль берега одного из рукавов реки, и двое людей тихо гребли, нагнувшись как можно ниже, направляя челнок к свободной от тростника площадке, около которой паслись стада зебр и покусов. Когда я выглядывал из-за борта челнока, то эта площадка походила по виду на скользкий, увлажненный клочок земли, какие встречаются по берегам рек. Только находясь уже в нескольких ярдах от него, мы по стремительному движению пресмыкающегося, нырнувшего в воду, поняли, что это был не клочок мокрой земли, а большой крокодил. Хотя я старался подплыть к животным как можно ближе, я ранил только одну зебру в заднюю ногу. Мои люди погнались за ней, но ранение задней ноги не помешало этому животному бежать во всю прыть. Когда я медленно шел за людьми по обширной равнине, густо заросшей травой, то увидел, что на меня мчался буйвол, который был потревожен остальными нашими людьми. Я оглянулся кругом: единственное дерево на всей равнине находилось в 100 ярдах [90 м] от меня; бежать мне было некуда. Намереваясь сделать выстрел прямо в лоб буйволу, когда он будет в 3 или 4 ярдах [около 3–4 м] от меня, я взвел курок своего карабина. В голове моей пронеслась мысль: «Что, если ружье даст осечку?» Когда буйвол, не уменьшая скорости, приближался ко мне, я приложил карабин к плечу. Небольшой куст и пучок травы, находившиеся в 15 ярдах [13 м] от меня, заставили буйвола немного отклониться в сторону, выставив вперед плечо. Я услышал, как моя пуля ударила ему в плечо. Боль заставила буйвола отказаться от своего намерения напасть на меня, он отскочил от меня и побежал к воде, около которой упал мертвым.

27 июля. Мы достигли города Либонты и были встречены с такой радостью, какой я нигде не видел до сих пор.

Нас вышли встречать женщины. Приплясывая на ходу, они пели в честь нас песни. Некоторые из них держали в руках рогожу и палку, изображающие щит и копье. Другие бросались вперед и восторженно целовали руки и щеки своих знакомых, поднимая при этом такую страшную пыль, что, только дойдя до котла, на котором собрались и торжественно сидели мужчины, я мог легко дышать. На нас смотрели как на людей, воскресших из мертвых, потому что их прорицатели заявили им, что мы давно погибли.

Глава XXV

Птицы линкололо. – Деревня Читлане. – Мои спутники узнают, что их жены вышли замуж за других. – Челнок едва не опрокинут гиппопотамом. – Гонье. – Вид деревьев в конце зимы. – Пасмурное небо. – Удивительное множество живых существ. – Шершни. – Пакет, присланный мистером Моффетом. – Утверждение, что Р. Мурчисон распознал действительную структуру Африканского континента. – Прибытие в Линьянти. – Большое собрание. – Секелету в своем мундире. – Сообщения о стране, находящейся на северо-востоке. – Совещание о пути к восточному побережью. – Решение спускаться по северному берегу Замбези. – Ожидание дождливого сезона. – Как туземцы проводят время в самую жаркую пору дня. – Бен Хабиб желает жениться. – Выбор одной девушки. – Ослы. – Впечатления туземцев. – «Пища, приличествующая вождю»

Мы расстались со своими друзьями, живущими в Либонте, 31 июля. У деревни Читлане наловили подраставших птенцов линкололо (Anastomus lamalligerus), длинноногой черной птицы, которая по величине немного крупнее вороны. Эта птица питается раковинами (Ampullaria) и живет большими стаями в тростниках. Места их обитания хорошо известны; эти птицы из года в год занимают одни и те же места, которые считаются принадлежащими вождям. В определенное время года вожди занимаются вылавливанием птенцов этих птиц из тростника. Результат сбора этого «урожая», как они сами называют ловлю, составлял 175 неоперившихся птиц, преподнесенных мне в подарок. Взрослые птицы появляются большими стаями по Лиамбье и выглядят тощими и хилыми. Птенцы, наоборот, очень жирные и в жареном виде составляют лакомое блюдо бароце.