Эта комната хозяйственной и властной поме­щицы, с окнами на хозяйственный двор и сад, была близка к заднему крыльцу, с которого П. А. Осипова слушала доклады управляющего имением, отдавала хозяйственные распоряже­ния, чинила над крепостными суд и расправу.

Видимо, из раскрытых окон этой комнаты, выходящей одной стороной в сад, поэт мог на­блюдать, как крепостные девушки собирали ягоды и

…Хором по наказу пели (Наказ, основанный на том,

Чтоб барской ягоды тайком Уста лукавые не ели,

И пеньем были заняты:

Затея сельской остроты!)

<гЕвгений Онегин»

Некоторые стороны характера и биографии П. А. Осиповой очень напоминают черты обра­за старушки Лариной из «Евгения Онегина». Когда она, как и Ларина, была еще молодень­кой, то «не спросясь ее совета, девицу повезли к венцу». Но вскоре «привычка усладила горе», и П. А. Осипова даже при живом еще муже больше вершила дел в хозяйстве, чем он. А. П. Керн пишет: «Это была замечательная

партия: муж нянчился с детьми, варил в шлаф­роке варенье, а жена гоняла на корде лошадей или читала «Римскую историю». Так же, как и Ларина, она

…меж делом и досугом Открыла тайну, как супругом Самодержавно управлять,

И всё тогда пошло на стать.

Она езжала по работам,

Солила на зиму грибы,

Вела расходы, брила лбы,

Ходила в баню по субботам.

Служанок била осердясь —

Всё это мужа не спросясь

Ко времени михайловской ссылки поэта Пра­сковье Александровне было 44 года, она поте­ряла двух мужей — Н. И. Вульфа (умер в 1813 году) и И. С. Осипова (умер в 1824 году) — и осталась с семью детьми. «Она, кажется, ни­когда не была хороша собою, — пишет о ней в своих воспоминаниях А. П. Керн, — рост ниже среднего, гораздо, впрочем, в размерах; стан

выточенный, кругленький, очень приятный; лицо продолговатое, довольно умное… нос прекрасной формы; волосы каштановые, мягкие, тонкие, шел­ковые; глаза добрые, карие, но не блестящие; рот ее только не нравился никому: он был не очень велик и не неприятен особенно, но нижняя губа так выдавалась, что это ее портило. Я полагаю, что она была бы просто маленькая красавица, если бы не этот рот».

Властная до самодурства в отношении кре­стьян, практичная и расчетливая помещица, П. А. Осипова была в то же время умной, обра­зованной женщиной, владевшей английским и французским языками, с материнской теплотой и заботливостью относящаяся к Пушкину, в судь­бе которого она, по ее словам в письме к Жуков­скому, принимала «искреннее участие (не свет­ское) с тех пор, как себя понимать начала».

И действительно, дружеские отношения Пуш­кин и Прасковья Александровна сохраняли, не­смотря на большую разницу лет, на многие го­ды — до конца жизни поэта. Даже по его пись­мам она представляется серьезной, добродетель­ной и чуткой женщиной, всегда окруженной неиз­менным уважением поэта.

Осипова с материнской заботливостью ула­живает ссору приехавшего в ссылку поэта с от­цом; осторожно выясняет возможность бегства Пушкина за границу; она заверяет поэта, что «не успокоится до тех пор, пока Ваше желание не сбудется», когда он просил ее узнать о по­купке Савкина; она, по выражению поэта, «со всею заботливостью дружбы» хлопочет в Риге об операции его аневризма; встревоженная вне­запным отъездом поэта из Михайловского с фельдъегерем, она тотчас же пишет «страшное письмо» Дельвигу об этом происшествии, иск­ренне проявляя здесь себя глубоким другом, человеком почти родственных чувств; она чуть ли не с девичьим вниманием распоряжается о том, чтобы на время ее отъезда в Ригу Пушкину доставляли из Тригорского цветы, и он ей в кон-

це лета 1825 года пишет, что «ждет осени» и что благодаря ей «у него на окне всегда свежие цве­ты», а чуть позже, 16 октября 1825 года, получив очередную партию цветов от П. А. Осиповой, он посвящает заботливой и нежной соседке стихи:

Цветы последние милей Роскошных первенцев полей.

Они унылые мечтанья Живее пробуждают в нас.

Так иногда разлуки час Живее сладкого свиданья. г Цветы последние милей»

Он посвятил ей также «Подражания Корану», «П. А. Осиповой» (это стихотворение он вписал ■ей в альбом с датой: «С. Михайловское. 25 июня 1825»), а когда выходят из печати последние іглавьі «Евгения Онегина», поэт присылает их. П. А. Осиповой в Тригорское. И когда, покидая „Михайловское, он писал ей 4 сентября 1826 года, •что «его сердце отныне навсегда приковано» к Тригорскому, то это не были только слова: поэт всегда помнил своих друзей, особенно выделяя среди них П. А. Осипову.

После михайловской ссылки Пушкин регу­лярно переписывается с ней, и ее письма для него были всегда радостью, как и раньше, когда он ей признавался, что «Ваши письма столь же меня приводят в восторг, сколько великодуш­ные обо мне заботы — трогают». Не простым развлечением от деревенской скуки была пере­писка с поэтом и для П. А. Осиповой. Она ему писала 21 августа 1831 года: «Я забываю о вре­мени, беседуя с Вами, любезный сын моего сердца. Будь у меня лист бумаги величиной с небо, а чернил столько же, сколько воды в мо­ре, этого все же не хватило бы, чтобы выразить всю мою дружбу к Вам». В другом письме она пишет Пушкину, что перечитывает его письма «с таким же удовольствием, какое испытывает скряга, пересчитывая накопленные им горы зо­лота».

г?

Как величайшую ценность для себя, хранила она письма Пушкина в своем бюваре. Он сохра­нился до наших дней и стоит сейчас в витрине в ее комнате. Это небольшая четырехугольная,, невысокая шкатулка, на верхней крышке кото­рой нарисован чернилами шпиц (его, по преда­нию, нарисовал Пушкин). На верхней крышке бювара, с внутренней стороны, рукой П. А. Оси — повои написано: «Вот что осталось от щастли-

вого времени моей жизни». Рядом с бюваром не­большая стопка книг. Эти книги были в тригор — ской библиотеке при Пушкине. У окна, выходя­щего в сторону хозяйственных построек (теперь не сохранившихся), стоит бюро П. А. Осиповой*, за которым она писала письма, вела хозяйствен­ные дела. Перед бюро — кресло одной из доче­рей Е. Н. Вульф, точно таким же было кресло и у П. А. Осиповой.

В ее комнате стоит также стеклянный шкаф; заполненный книгами тех же изданий, какие были у них в доме, и некоторые другие вещи дво­рянского быта той эпохи.

Каждый раз, когда после ссылки поэт приез­жал в псковскую деревню, он навещал тригор — ских друзей. Осенью 1835 года он так часто бы­вает у них, что просит, как это делал он и раньше, адресовать ему письма «в Псковскую губернию-; в Остров, в село Тригорское». Здесь он сноваї «роется в книгах да грызет орехи» (из письма к жене) и снова видит и чувствует дружескую привязанность к себе хозяйки дома, о которош своей жене пишет из Тригорского 25 сентября1 1835 года, что «Прасковья Александровна все та же, и я очень люблю ее». Он навещает вышед­шую замуж Е. Н. Вульф (в Голубове, в двадцати трех километрах от Тригорского) и, возвращаясь от нее и подъезжая со стороны Голубова к Три- горскому, снова видит милые ему дом и парк, которые, вероятно, и имеются в виду в написан­ном тогда черновом наброске:

Если ехать вам случится

От**** На*,

Там, где Л. струится Меж отлогих берегов, —

От большой дороги справа,

Между полем и селом,

Вам представится дубрава,

Слева сад и барский дом.

Летом, в час, как за холмами Утопает солнца шар,

Дом облит его лучами,

Окна блещут как пожар…[2]

«Если ехать вам случится»

Уже перед самой смертью Пушкин, стремясь спасти от продажи разоренное отцом Михай­ловское, предлагает П. А. Осиповой купить его, оставив ему только усадьбу. Но П. А. Осипова, бывшая всегда в курсе всех дел Пушкина, зна­ла, как дорого Михайловское поэту, понимала, что он решился на продажу имения только из-за крайности, когда уже у него «голова кругом идет». Поэтому она отговаривает его от этого шага, предлагает ему свою помощь, чтобы со­хранить любимое им Михайловское. 6 января 1837 года она пишет поэту: «Мне Михайлов­ское не нужно, и так как вы мне вроде родного сына, я желаю, чтобы Вы его сохранили — слы­шите?.. Я охотно стану Вашей управляющей». Это письмо поэт получил за несколько дней до смерти.

А когда поэта везли хоронить, то траурный кортеж с прахом Пушкина проследовал через Тригорское. «…Точно Александр Сергеевич не мог лечь в могилу без того, чтобы не проститься с Тригорским и с нами», — вспоминала младшая дочь Осиповой Екатерина Ивановна.

Один из уголков комнаты П. А. Осиповой сейчас занят материалами, рассказывающими об этом эпизоде. Здесь помещен портрет А. И. Тур­генева, который, отправив гроб дальше в Свято-

горский монастырь, остался ночевать у Осипо­вых. А после похорон поэта он написал ей письмо, из которого еще раз было видно, каким близким человеком Пушкину была П. А. Осипова. «Три — горское, — писал ей Тургенев 10 февраля 1837 го­да, — останется для меня незабвенным не по од­ним воспоминаниям поэта, который провел там лучшие минуты своей поэтической жизни. …Ми­нуты, проведенные мною с Вами и в сельце и в домике поэта, оставили во мне неизгладимые впечатления. Беседы Ваши и все вокруг Вас его так живо напоминает! В деревенской жизни Пуш­кина было так много поэзии, а Вы так верно передаете эту жизнь. Я пересказал многое, что слышал от Вас о поэте, Михайловском, о Тригор — ском, здешним друзьям его: все желают и просят Вас описать подробно, пером дружбы и истории, Михайловское и его окрестности, сохранить для России воспоминание об образе жизни поэта в деревне, о его прогулках в Тригорское, о его любимых двух соснах, о местоположении, — сло­вом, все то, что осталось в душе Вашей неуми­рающего от поэта и человека».

И когда перед изготовлением намогильного памятника понадобился вид могилы поэта и мо­настыря, то друзья Пушкина обратились вновь к П. А. Осиповой. «…Известные дружественные Ваши отношения к Александру Сергеевичу, ко­торые сохранял он в течение всей жизни своей», — пишет ей Г. А. Строганов и просит сообщить хотя бы поверхностный рисунок с крат­ким описанием места, «где ныне покоятся брен­ные остатки Александра Сергеевича».

В ответ на это она сделала карандашный ри­сунок могилы поэта, копия которого сейчас на­ходится в ее комнате. Тут же — маска лица Пушкина, снятая Гальбергом через два часа после его смерти (копия). Известно, что здесь хранился один из первых семи подлинных гип­совых слепков этой маски поэта, подаренный в 50-х годах П. А. Осиповой профессору Дерпт — ского университета Розбергу, и сейчас эта мас-

ка из Тригорского хранится в Тартуском (б. Дерптском) университете.

П. А. Осипова, преданная памяти Пушкина, собирала в своей комнате многое, относящееся к нему. Это было подобие первого пушкинского музея, где, кроме маски, хранились альбомы с автографами поэта, списки и издания его произ­ведений, его письма, связанные с ним вещи бы­та и т. д. Сюда друзья поэта прислали ей и один из первых списков стихотворения Лермонтова «Смерть поэта» (копию с него можно видеть сего­дня в комнате П. А. Осиповой).