Всеобщее верование волшебству составляет, кажется мне некоторую часть их религии; поелику жрецы признаются в оном искуснейшими. Однако некоторые и из простого народа почитаются за разумеющих сию тайну. Волшебство сие называется Кага и состоит, по расказам их, в следующей не вероятной басне: волшебник, ищущий погубить медленною смертию того, кто ему досадит, старается достать харкотину его, урину или испражнение. Полученное смешивает с некиим порошком, кладет в мешечек, сплетенной отменным образом, и зарывает в землю. Главная важность заключается в искустве плести правильно употребляемой на то мешечек и приготовлять порошек. Срочное к тому время полагается 20 дней. Как скоро зарыт будет мешечек, тотчас оказывается действие оного над подпавшим чародейству. Он делается болен, день ото дня слабеет, наконец вовсе лишается сил и через 20 дней умирает. думать должно, что таковая баснь распространена в народе хитрыми людьми, дабы заставить других себя бояться, и быть в состоянии вынуждать у них подарки. Сие подтверждается тем, что если тот, над кем делается чародейство, подарит волшебника свиньею, или иным каким знатным подарком, хотя бы то было в последний день срока, то может откупиться от смерти. Волшебник вынимает из земли мешечик, и больной мало по малу выздоравливает. Кажется такой несбыточной обман не мог бы долго сохранять к себе доверенности, но может быть, принаравливание оного к естественным припадкам, или и вподлинно некоторое в здравии расстройство, могущее приключаться от силы воображения того, над кем совершается колдовство, поддерживают доверенность к оному. Робертс, впрочем человек рассудительный, и Француз верили действию сего волшебства. Последний употреблял всевозможное, но тщетное старание узнать тайну чародейства, чтобы освободиться от неприятеля своего Робертса, которого он не надеялся лишишь жизни другим каким либо, кроме сего, способом; потому что Агличанин, имея ружье, мог охранять себя всегда сим талисманом, превосходящим и самое Кага; но чтобы сделаться еще страшнее для своих неприятелей, убедительно просил Робертс меня и Капитана Лисянского дать ему пару пистолетов, ружье, пороху, пуль и дроби. Мы, сожалея, что не можем исполнить прозьбы человека, бывшего нам во многом полезным, представили ему, что естъли бы он и получил от нас некоторой запас пуль и пороху; то сохранение на острову сей драгоценности не может остаться тайным. беспрестанно воюющие Островитяне овладеют неминуемо таким сокровищем и истощат оное скоро, при чем жизнь его подвергнется непременно еще большей опасности, которой будет сам причиною. Доказательства наши казались ему основательными и он успокоился. Мы расстались с ним, как добрые приятели, снабдив его вещьми другими, полезнейшими пуль и пороха.

Робертс казался человеком нетвердых мыслей и непостоянных свойств, однако рассудителен и доброго сердца. Главнейший его недостаток в сем новом его жилище, как то подтверждал и непримиримой враг его Ле-Кабрит, состоял в том, что он неискусен в воровстве, а потому часто находился в опасности умереть с голоду. Впрочем, поколику разум превозмогает невежество, Робертс приобрел мало по малу от дикого народа великое к себе уважение, и имеет над оным более силы, нежели какой либо из их отличнейших воинов. Для Короля сделался он особенно нужным. Ни мало не сомневаюсь я, чтобы он острову сему не мог принесть более пользы, нежели миссионер Крук, препроводивший на оном некоторое время для того, чтобы обратить Нукагивцев в Христианскую веру, не помыслив, что их надобно прежде сделать людьми, а потом уже Христианами. Мне кажется что проворный и оборотливый Робертс, к успешному произведению сего на самом деле способнее быть может и Крука и всякого другого миссионера. Он построил себе хорошенькой домик, имеет участок земли, обработываемой им прилежно в надлежащем порядке, старается о приведении возможного в лучшее состояние, что здесь до него неизвестно было и по собственному его признанию ведет жизнь счастливо. Одна только мысль попасться в руки Канибалов его беспокоит. Предстоящей войны боится он особенно. Я предложил ему, что готов отвезти его на острова Сандвичевы, откуда удобно уже найдет случай отправиться в Кантон; но он не мог решиться оставить жену свою, которая в бытность нашу родила ему сына, и, вероятно он окончит жизнь свою на Нукагиве.