Различия между континентальными и островными источниками настолько велики, что лишь немногим исследователям, особенно среди континентальных ученых и некельтологов, удается преодоле­вать вытекающие из них изначальные трудности.

Исследование континентальных источников предполагает на­личие классического образования на базе археологии (для протои­стории и галло-римской эпохи) и эпиграфики (для римской эпохи), тогда как изучение островных документов является делом медиеви­стов, лингвистов, филологов и агиографов. Этот недочет отрица­тельно сказывается на исследовательской работе: издаются книги, посвященные религии древних кельтов, основанные только на про­тоисторической археологии, в которых не сыщешь ни слова об Ир­ландии; немудрено, что такие сочинения устаревают, едва успев выйти в свет. Существуют и другие труды, где Галлия, Британия Испания, Цизальпинская Галлия или Западная Германия рассматри­ваются таким образом, будто религиозные концепции и культы той или другой из этих древних кельтских стран различались только в несущественных деталях. А также смешиваются в одном объяснении все археологические данные и все документальные источники.

Синтез научных дисциплин так и не был осуществлен, а меж­дисциплинарное сотрудничество не вошло в ученую и университет­скую привычку: археологи, например, склонны рассматривать исто­рию религий как довесок к их собственным занятиям (основанным на изучении памятников и объектов, найденных во время раскопок или хранящихся в музеях); они с трудом понимают, что для объяс­нения галльских религиозных фактов необходимо знание языков, столь же удаленных друг от друга, сколь, подчас, и второстепенных, таких, как ирландский, валлийский и бретонский, тогда как лингвис­ты инстинктивно сторонятся сложных археологических фактов, ко­торые нелегко увязать с их дисциплиной. Кроме нескольких oppida типа Бибракте, Манхинга (в Баварии), Маг дал енсб ерга (в Каринтии), или Хейнебурга (в Вюртемберге), кельтские поселения не явили ми­ру важных открытий, сравнимых с классической археологией Гре­ции или Италии. Однако было бы неправильно не исследовать мето­дически то, что они содержат. «Княжеские могилы» западной зоны галынтаттской культуры (Франции, Люксембурга, Южной Герма­нии, Северной Швейцарии, Западной Австрии) доказывают это.

Потребуется еще немало усилий, чтобы филологические изы­скания принесли свои плоды: ограничившись ссылкой на одну толь­ко узкую область переводов с ирландского на французский, заметим, что переводы д’Арбуа де Жюбенвиля, Доттена, Шовире и еще двух — трех специалистов, вышедшие между 1880 и 1930 годами, нуждают­ся в полном пересмотре. Другие, недавние, переводы можно считать чепухой, дающей читателю весьма превратное представление о тек­сте. Порой это вторичные переводы, повторяющие и усугубляющие ошибки первых переводов, английских или немецких, а то и скуд­ные выжимки из них, подаваемые в качестве исчерпывающих «обо­зрений» (см. по этому поводу введение в нашу работу Textes mythologiques irlandais /, Rennes, 1980, pp. 20*-53*). Вообще говоря, изучение и толкование островных текстов невозможно без хорошей библиотеки.

Еще большую путаницу вносят недоразумения общего характе­ра: протоистория галынтаттского и латенского периодов, роль кель­тов в которой часто преуменьшают, кроме того долго считалась бед­ной родственницей, которой пренебрегали в угоду протоисториче­скому периоду и классической археологии. А разве мало археологов и историков, а нередко и лингвистов, считают кельтский мир чем-то вроде вторичного приложения к греко-римской цивилизации? Все это приводит к тому, что исследователи занимаются толкованием более или менее общих мест из древних авторов и пытаются изучать историю кельтов при помощи чужеродных критериев. В кельтский пантеон вводятся понятия распределения и обособления, функцио­нальных различий, свойственных греко-римским божествам, а про­исходит это потому, что иные из ученых не осознают ни устного ха­рактера кельтской традиции, принимаемого ими за свидетельство ее неполноценности, ни истинного взгляда кельтов на человеческое общество, в котором политическое подчинено религиозному. Они упускают из виду, что это подчинение было залогом равновесия классов и социальных функций. И уж тем более до них не доходит, что утеря этого равновесия в кельтском мире стала причиной этни­ческого, военного и языкового развала. Кроме того, время, когда были засвидетельствованы островные тексты, нередко побуждает отбрасывать их, как нечто вроде «фольклора»: дело доходит до того, что кельтская религия объявляется «народной», натуристической, тотемической, хотя все, напротив, служит доказательством того, что это была религия изощренная, разработанная, обладающая ритуала­ми, священными текстами и ясными доктринами.

Еще одна причина заблуждений коренится в чрезмерном дове­рии к сведениям, почерпнутым у античных авторов: немало грече­ских и римских свидетелей, причем довольно значимых, принимали за историю то, что на самом деле являлось мифом. И это заблужде — ниє распространяется и усугубляется современными учеными, при­нимающими за чистую монету все написанное древними.

Наука, особенно университетская, не сможет избежать таких ловушек, если не обретет глубокое понимание традиционной, соци­альной и религиозной структуры кельтского общества, одним из фундаментальных аспектов которой была идеология трех функций. Равновесие этой структуры основывалось на взаимной гармонии друида и короля. Отсутствие этого понимания — очень частая ошиб­ка. Прошло уже несколько лет с тех пор, как мы, действуя сперва наугад, начали постигать структуру кельтского «пантеона» и вни­кать в религиозные понятия кельтов. Наших знаний уже достаточно, чтобы утверждать, насколько для нас необходимы и незаменимы островные источники: Ирландия, например, является страной, где латенская цивилизация просуществовала до V в. нашей эры, по крайней мере в области миниатюры и торевтики (резьбы по метал­лу), самых ярких проявлениях кельтского островного искусства, и в еще большей степени, — в менталитете и во взглядах на общество. Даже в разгар современности кельтские языки остаются тем, чем они были десять веков назад, — языками средневековыми, очень пло­хо приспособленными к условиям современной жизни; они разбиты на диалекты, и поэтому их почти невозможно подчинить орфогра­фическим нормам и систематизации.

Следует добавить, что, будучи сверхкритичным, нужно было бы отвергнуть большую часть греческих и латинских текстов, лишь редкие рукописи которых восходят к докаролингской эпохе. Точно так же надлежало бы отбросить и все средневековые скандинавские тексты. Отказ от использования кельтских островных текстов абсо­лютно неоправдан. Напомним, что эти тексты содержат информа­цию, которая должна быть сопоставлена с континентальными дан­ными, а не просто добавлена к ним.