И все же, выход имеется. Выход настолько про­стой, насколько и приятный, в отличие от всех вышеперечисленных, потому что он лежит со­всем в другой плоскости. Концепция судьбы в Трансерфинге базируется на принципиально иной модели мира…

В. Зеланд

. ..Она права, — глубокомысленно заметил ста­рик. — Мы во многом обязаны своим спасением этому ишаку, который поистине украшает со­бою мир и выделяется, как алмаз, среди всех дру­гих ишаков…

Л. Соловьев

Ишак у Ходжи Насреддина был очень умный, все понимал. Однако и этот самый умный, самый благородный, самый драгоценный в мире ишак, рав­ных которому никогда еще не было и не будет, не умел самой малости — разговаривать. Перевернул­ся бы мир, заговори вдруг этот несравненный и по­добный цветущей розе ишак? Разумеется, нет, тем более что дальнейшее образование этого благород­ного во всех отношениях животного в планы узбек­ского Остапа Бендера не входило.

Взявшись обучить грамоте этот алмаз среди всех других ишаков, Ходжа Насреддин имел в виду — заработать немного денег, справедливо рассудив, что за время, испрошенное им на обучение украшающе­го собой мир ишака, сдохнет либо он сам, либо ра­ботодатель.

Трансерфинг и обучение грамоте ишака имеют много точек соприкосновения. Не спешите разочаро­ванно всплескивать руками. Известно, например, что ничего не мешает обезьяне, обученной колотить по клавиатуре, напечатать пару-тройку сонетов, а то и полное собрание сочинений Уильяма Шекспира за пару сотен лет сидения за компьютером или пишущей ма­шинкой. С той же вероятностью и по прошествии того же времени цирковой заяц может научиться не про­сто молотить палочками по барабану, а исполнять что — нибудь эдакое, узнаваемое и классическое.

Но проще всего профессионально или полупро­фессионально заниматься обустройством судеб че­ловечества, создавая авторские концепции, строя­щиеся на авторском же мировоззрении, которое, как говорит В. Зеланд, в свою очередь, базируется на некоторых недоказуемых отправных точках:

«.„Например, материализм основан на утверж­дении, что материя первична, а сознание вторично. Идеализм утверждает прямо противоположное. Ни то, ни другое утверждение недоказуемо, тем не ме­нее, на их основании строятся модели мира, каждая из которых очень убедительна и находит себе пре­данных защитников…».

Остатки вызубренных в школе истин, отражающих, как мы искренне полагаем, истинную картину бытия, вместе с фрагментарными знаниями, полученными при дальнейшем образовании или самообразовании, добав­ляют нам самоуверенности и самоуспокоенности. Мы с глупейшим апломбом повторяем нелепую мысль о познаваемости окружающего нас мира, говорим о по­корении пространства и времени, рассуждаем о чело­веке как венце творения, строим свои собственные «принципиально иные модели мира».

Наше неведение, говорил Станислав Ежи Лец, достигает все более далеких миров… Так пусть же незнание освещает наш долгий и многотрудный путь, а неосведомленность станет путеводной звездой!

В известной притче о трех слепцах, приведенной в книжке Вадима Зеланда, рассказывается о том, как незрячая компания пыталась составить пред­ставление о том, что может представлять собой слон. Один из них при этом ощупал хобот, другой ногу» третий ухо. Хорошо, что слепых естествоиспытате­лей было только трое, точнее, никому из них не достался какой-нибудь другой фрагмент выдающейся конституции этого животного.

Я знаю другую, не менее поучительную притчу о слепце, внезапно прозревшем на несколько секунд, увидевшем перед собой ишака, и опять потерявшем зрение. С тех самых пор, о чем бы ему ни рассказы­вали зрячие собеседники, слепец неизменно вопро­шал: «А что, это так же прекрасно, как ишак?».

Претендовать на абсолютность истины не могут ни слепец, узревший ишака, ни слепец, ощупывав­ший слона. Совершенно бессмысленно доказывать, что мироощущение одного истинно, а другого — ложно. «Каждая теория работает, а потому име­ет право на существованиеу — говорит В. Зеланд. — Любая концепция судьбы также работает».

Поэтому, добавим мы от себя, если хочешь чего — то большого и чистого, помой слона…