У северного фасада тригорского дома расположен продолговатый пруд, за которым раскинулся обширный живописный парк. Тригорский парк — прекрасный образец русского садовопаркового искусства второй половины XVIII века. Русские мастера-паркостроители умело использовали при его создании необычный рельеф местности, холмистой, изрезанной лощинами и глубокими впадинами, и в парке много уютных живописных уголков. То узкие, то широкие, извилистые аллеи парка ведут или на край высокого обрыва, с которого открываются неповторимые по красоте дали, или уводят в густую чащу зелени, или вдруг приводят к красивым прудам, расположенным в разных местах парка, простирающегося на площади в двадцать гектаров.
От главного входа в дом узкая аллейка ведет к месту (в тридцати метрах от дома), где стоял раньше старый господский дом. Отсюда вниз, в сторону виднеющейся сквозь зелень деревьев реки Сороти, парковая дорожка идет к группе огромных, двухсотлетних лип и дубов, под сенью которых, на самом краю обрыва к Сороти, стоит белая садовая скамья. Все это место парка уже несколько десятилетий с легкой руки Осиповых — Вульф называется «скамья Онегина». С этого ме-
ста, особенно любимого тригорской молодежью, «много глаз устремлялось на дорогу в Михайловское», хорошо видную отсюда, и «много сердец билось трепетно, когда по ней, огибая извивы Со — роти, показывался Пушкин…» — пишет Анненков.
В память Языкова надолго запали не раз им отсюда наблюдаемые
И те отлогости, те нивы,
Из-за которых вдалеке,
На вороном аргамаке,
Заморской шляпою покрытый,
Спеша в Тригорское, один —
Вольтер и Гёте и Расин —
Являлся Пушкин знаменитый.
Н. М. Языков. «П. А. Осиповой»
От «скамьи Онегина» дорожка ведет к фундаменту баньки Осиповых-Вульф (банька сгорела в 1918 году). Сюда часто приходила ночевать мужская половина Тригорского, частенько здесь продолжались начатые в доме споры, беседы, дружеские пирушки, и тогда для Пушкина, Вульфа и Языкова не было ничего другого
…восхитительнее, краше Свободных дружеских бесед,
Когда за пенистою чашей С поэтом говорит поэт.
Н. М. Языков. «Тригорское»
Рядом с фундаментом баньки, на краю спуска к Сороти, расположена зеленая беседка полукруглой формы, по одной половине окружности которой стоит дерновый диван. Стенами беседки с трех сторон служат стволы старых лип, образующих сверху зеленую «крышу». С четвертой стороны, к Сороти, беседка открыта, и тригорские обитатели могли любоваться живописными окрестностями, когда собирались
…На горе, под мирным кровом,
Старейшин сада вековых,
На дерне мягком и шелковом,
В виду окрестностей живых…
 |
От беседки широкая деревянная лестница ведет вниз, на узкий зеленый берег Сороти. Здесь была купальня Осиповых-Вульф, вместе с которыми приходил сюда и Пушкин.
В этой же части парка, чуть в стороне от зеленой беседки, растут рябины — потомки тех, которые не раз видел поэт, гуляя по парку, и которые, видимо, он вспоминал, когда, стремясь в Тригорское после ссылки, писал П. А. Осиповой, что «на зло судьбе мы в конце-концов все же соберемся под рябинами Сороти».
От зеленой беседки дорожка ведет от края обрыва вверх, к зеленому «танцевальному залу». Это обширная, хорошо утоптанная четырехугольная площадка, обсаженная с трех сторон густой стеной деревьев (липами), а с четвертой, обращенной в сторону дома, ограниченная уз-
кой, очень тенистой липовой аллеей: здесь огромные липы стоят, почти касаясь друг друга.
В Зеленом зале тригорская молодежь в обществе Пушкина устраивала игры, развлечения, танцы; здесь часто в летние вечера гремела «музыка полковая» или играл оркестр крепостных музыкантов.
Уже с центра Зеленого зала хорошо виден ажурный «Горбатый мостик», соединяющий крутой здесь спуск из зала с берегом небольшого пруда, поросшего белыми лилиями.
От пруда дорожка идет круто вверх, затем поворачивает направо, и тут видна далеко протянувшаяся прямая и широкая Главная аллея. Она расположена в самом центре парка, с одной стороны была обсажена дубами (многие из них стоят и сейчас), с другой — елью и липами. По аллее не только гуляли, но и катались верхом на лошади или в коляске.
У левого края этой аллеи, почти на ее середине, стоит молодая елочка, широко огороженная штакетником. Она посажена на месте знаменитой «ели-шатра», которая погибла весной 1965 года и под пышной кроной которой, не пропускавшей ни света, ни дождя, любила собираться тригорская молодежь вместе с Пушкиным. Пушкин, несомненно, имел в виду эту «ель — шатер», когда в «Путешествии Онегина», вспоминая о Тригорском, писал:
Но там и я мои след оставил И ветру в дар на темну ель Повесил звонкую свирель.
Видимо, эта необычная ель припомнилась Пушкину и тогда, когда он описывал (в черновиках V главы «Евгения Онегина») Татьяну, листающую страницы сонника, чтобы разгадать тайну своего сна:
В оглавленьи кратком Читает азбучным порядком:
Медведь, мосток, мука, метель,
Бор, буря, дом, женитьба, ель,
Шатер, шалаш…
Липовая аллея у <танцевального зала»
К е Тригорском парке
Любопытно, что за словом «ель» сразу следует «шатер» — тригорская «ель-шатер»!
Дорожка отсюда ведет от Главной аллеи налево, к солнечным часам. Это обширный зеленый круг, в центре которого стоит высокий деревянный шест с заостренным наконечником. При Пушкине здесь по окружности росли двенадцать дубов — по числу цифр на циферблате часов. Сейчас сохранилось семь дубов. Солнечные часы— типичная деталь дворянского парка того времени.
От солнечных часов тянется прямая длинная дорожка, в конце которой виден могучий дуб. Раскинув широкие, толстые стволы ветвей, он стоит на невысоком возвышении. Это знаменитый, воспетый Пушкиным «дуб уединенный», или «дуб-лукоморье». Ему сейчас более четырехсот лет, и, видимо, он был посажен на месте захоронения русских воинов, павших при обороне проходивших здесь границ Руси.
В начале нашего века дуб «заболел», начал постепенно погибать. В Заповеднике был организован подобающий уход за ним, и дуб был спасен, снова стал наливаться соками. В годы Отечественной войны он снова едва не погиб: фашисты под его корнями вырыли бункер. Для лечения дуба были приглашены ученые-лесоводы. И теперь снова «дуб-лукоморье» каждую весну распускает свою темно-зеленую густую крону.
Это могучее дерево вспоминал Пушкин, когда в 1829 году в стихотворении «Брожу ли я вдоль улиц шумных» писал:
Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.
Справа от «дуба уединенного» начинается одна из красивейших и протяженных аллей Тригор — ского парка — «аллея Татьяны». Она, слегка закругляясь, идет густой опушкой парка до пересечения с Главной аллеей.
|
|
Деревья растут здесь так густо, что в аллее всегда сумеречно, и поэтому почти нет птиц, стоит полная тишина. Это место очень поэтично.
Пушкин до конца своей жизни являлся туда, в Тригорское, либо сам, либо в долгожданных письмах, либо в бессмертных поэтических строчках:
О, где б судьба ни назначала Мне безыменный уголок,
Где б ни был я, куда б ни мчала Она смиренный мой челнок,
Где поздний мир мне б ни сулила,
Где б ни ждала меня могила,
Везде, везде в душе моей Благословлю моих друзей.
Нет, нет! нигде не позабуду Их милых, ласковых речей;
Вдали, один, среди людей Воображать я вечно буду Вас, тени прибережных ив,
Вас, мир и сон тригорских нив.
И берег Сороти отлогий,
И полосатые холмы,
И в роще скрытые дороги,
И дом, где пировали мы —
Приют, сияньем муз одетый…
«гПутешествие Онегина»
Из ранних редакций
