Философия древняя советовала мыслить о даль­них мирах, как бы принимая в них участие В ра: ных формах давались эти указания.

«Братство», 162

Изучение природы рождает и укрепляет в чело­веке веру в многочисленность обитаемых миров.

К Фламмарион

Представления о разумной жизни во Вселенной, о Космическом Разуме пронизывают всю древнюю философию, пересекают плас­ты мифологической культуры и теряются где-то в глубинах доисто­рических времен, откуда до нас дошли легенды об Атлантиде и Ле — мурии, о Сынах Неба и Учителях человечества. Убеждение в обита­емости Вселенной, в множественности обитаемых миров было широко распространено в античном мире. Можно привести нема ло имен выдающихся античных мыслителей, принадлежавших к раз­личным философским школам, которые были едины в этом убеж­дении. Анаксимандр, Пифагор, Анаксагор, Платон, Демокрит, Ге­раклит, Эпикур, Плутарх и многие другие. Часто они исходили из общих умозрительных представлений о беспредельности простран­ства, а также из идей гилозоизма и пантеизма. Хорошо известно высказывание греческого философа Метродора (V век до и. э.): «считать Землю единственным населенным пунктом в беспредель­ном пространстве было бы такой же вопиющей нелепостью, как утверждать, что на i ромадном! асеянном поле мог бы вырасти только один пшеничный колос». Среди образованных людей Древней Гре­ции подобные взг ляды, по-видимому, были достаточно распрост­ранены

Известный французский археолог XVIII века Жан Жак I цттеле — ми в своей книге «Путешествия молодого Анахарсиса по Греции» в форме легкого повествования нарисовал яркую и, по мнению спе­циалистов, правдивую картину общественной жизни древних гре­ков. Их взгляды о населенности миров Баргслеми вкладывает в уста верховного жреца храма Изиды:

«Верховный жрец Каллий, близкий друг Евклида, сказал мне после этого —толпа не видит Boicpyi населенного ею земного шара ничего кроме небесного свода, ярко освещенного днем и усеянного звездами ночыо, это для них граница вселснной Но для многих философов вселенная уже не имеет границ, для пик она раслшрнлась ло таких размеров, перед ко­торыми в страхе останавливается даже паша сила воображения. Сначала люди предполагали, что Луна обитаема. Затем было высказано предпо ложение, что звезды тоже представляют собой миры и, наконец, что число миров может быть бесконечно, потому что ни один из них не может ни ограничи л., пи охватить другого. Какой дивный путь открыва ется для человеческого духа1 Для того чтобы пройти его, чтобы пройти через вечность, возьми крылья утренней зари и лети к Сатурну, лети к небесам, расстилающимся над >гими планетами: ты беспрерывно будешь встречать новые небесные тела, новые звезды и миры над мирами, всюду ты найдешь бесконечность, в материи, в пространстве, в цвижснии, в численности миров и звезд, украшающих миры, и если ты будешь I лядеть миллионы лет, то ты все таки едва успеешь увидеть лишь несколько то­чек в беспредельном царстве природы. О1 Какой великой представляется нам природа при этой мысли! И если наша душа действительно способна расшириться вместе с этой мыслью и каким-либо путем слиться с вое принятыми ею идеями, то каким чувством гордости должно наполнить человека сознание, что он проник в эти непостижимые глубины.

— Чувство гордости! — воскликнул я удивленно, — но почему же, досточтимый Каллий? Мой дух чувствует себя стесненным при виде это­го безграничного величия, перед которым исчезает все остальное. Ты, я, все люди в моих глазах кажутся теперь крохотными существами в необьят — ном океане, среди которого владыки и завоеватели выделяются только тем, что они в окружающей их воде шевелят несколькими каплями боль­ше, чем другие.

При этих словах верховный жрец пристально взглянул на меня; после короткого молчания он пожал мне руку и сказал: "Сын мой’ Самое кро­хотное сущестьо, начинающее познавать бесконечность, принимает уча­стие в том величии, которое наполняет его удивлением".

Сказав это, Калий удалился, а Евклид заговорил со мной о людях, которые верят в многочисленность миров, о Пифагоре и его учениках». (Фл., .909, с. 31-34)[128]

Этот впечатляющий отрывок, рисующий взгляды просвещенных греков времен Платона, представляет собой позднейшую реконст рукцию Бертелеми. Можно привести подлинные высказывания ан­тичных авторов. Одним из горячих приверженцев идеи множествен­ности обитаемых миров был знаменитый римский философ и поэт Лукреций Кар, живший в I веке до н. э. Он считал, что видимый нами мир не единственный в природе. За пределами этого мира, в других областях пространства, над видимым звездным небом рас — nojiai ается невидимая вселенная, И в этой вселенной имеются друг ие миры и другие земли, населенные другими людьми и другими жи­вотными. И видимую, и невидимую вселенную Лукреций Кар считал материальными. В своей поэме «О природе вещей» он писал.

«Если волны созидающей материи в тысячах ра:личных видов проно­сятся по океану беспредельного прос ранетка, то неужели их плодотвор­ности хватило только на создание земного шара и его небосвода» Нсуже ли возможно, что за пределами видимого небесного свода мировая мате­рия осуждена на мертвое бездействие? Нет и нет! Если творческие элементы из себя создали массы, из которых возникли небеса, воды и земля с ее обитателями, то эти элементы материи, несомненно, должны были н в остальном пространстве вселенной создать бесчисленное мно жество живых существ, морей, небес н земель; они должны были усеять вселенную мирами, схожими с тем миром, на котором мы несемся по волнам эфира. Всюду, где бесконечная материя находит пространство, в котором она может беспрепятственно проявить свои силы, она создает Жизнь в самых разнообразных проявлениях, и если число элементарных частиц настолько велико, что всей жизни всех когда-либо живших су­ществ не хватило бы для их подсчета, если созидающая природа снабдила эти элементы силами, которые они вложили в основу нашего земного шара, то те же творческие элементы непременно должны были создать миры, людей и жизнь также и i сЗластях пространства, скрытых от на­шего взора» (Фл., 1909, с 20)[129].

Убеждение в множественности обитаемых миров было свойствен­но не только греко-римскому миру. Сходные представления содер жатся в древнейших учениях Индии, Китая, Египта. В одном из древнейших источников — в индийских Ведах имеется указание на то, что Солнце, Луна и другие неизвестные жителям Земли (!) не­бесные тела населены разумными существами. Эти миры выработа­ли в себе жизненные формы, «непостижимые для нашего разума» (Фл., 1909, с. 14).

Следует иметь в виду, wo древняя концепция множественности миров в одном отношении существенно отличается от современ­ной В наше время под обитаемыми мирами подразумевают плане­ты, населенные разумными существами, может быть, какие-то дру­гие объекты во Вселенной, но, во всяком случае, не Вселенную в целом. В древней космологии наблюдаемый мир (вселенная) огра­ничивался сферой неподвижных звезд (см рис 4 1.1). И когда ан тичные философы говорили о множественности миров, они имели в виду множественность таких миров-вселенных. Эти миры суще­ствовали в неком абстрактном пространстве и не имели ничего об­щего с видимыми нами звездами и планетами. Любопытно, что в последние годы, в связи с развитием квантовой космологии и ант — ропным принципом (см. гл. 2 и 3), наметился новый поворот к концепции множественности миров-вселенных, но уже на новом витке спирали познания. Что касается обитаемости миров, то, с одной стороны, древние философы (например, философы эпику рейской школы и некоторые другие) указывали на обитаемость Луны и планет, т. е. имели в виду небесные тела, принадлежащие нашему миру. С другой стороны, под обитаемыми мирами подразумева­лись миры-вселенные, которые, по необходимости, должны были располагаться за пределами видимого небесного свода, т. е. при-

ГЛАВА 4 Множественность обитаемых миров

334 _____ ________________ _______________

Надлежали невидимой бесконечной Вселенной. (В какой-го мере такие преде гавленил сродни современной концепции «параллель­ных миров».) Подобные представления содержатся в философии Платона, по-видимому, тех же взглядов придерживался и Лукреций Кар. На Востоке они удержались вплоть до позднего средневековья. Так, китайский философ XIII века Тэги My писал. «Небо и Земля

Я) Пифагорейская система но Филоляю (V век до п.-).); 6) система Гсраклнда Поп — гинского, ученика Платона (IV век до н э.), «) сисгсма Аристотеля (IV век до h. j.). Рисунки из книги А И Еремеевой «Астрономическая картина мира и ее творцы». Согласно Пифагорейской модели, в центре Мира располагается Центральный огонь, вокруг него обращаются 10 концентрических сфер Земли, Протиноземли, Луны, Солнца, пяти (известных тогда) планет Меркурия, Bcncpw Марса, Юпите­ра и Сатурна, наконец — сфера неподвижных звезд Каждое светило считалось прикрепленным к своей сфере и вращалось вместе с ней. В системе Гсраклнда Поптнйского в центре мира находится Земля, вокруг нее вращаются Луна Солн­це, Марс, Юпитер, Сатурн; Меркурий н Венера вращаются вокруг Солнца и вме­сте с ним вокруг Земли самая внешняя сфера неподвижных звезд. В системе Аристотеля в центре Мнра неподвижная Земля вокруг нее расположены кон­центрические сферы Луны Солнца пяти планет и сфера неподвижных звезд Из­вестна также система Аристарха Самосекого (III век до н. э.). который помещал в центр Мира Солнце. Каковы бы ни были летали этих моделей и их различия, общее в них то, что они включали вес известные тогда светила Луну, Солнце, планеты, располагая их на различном расстоянии от центра Мнра. Все системы ограничивались сферой неподвижных звезд. Это был весь видимый мир древних, вся их вселенная И когда древние философы учили о множественности миров, они имели в виду множественность таких миров вселенных

Велики, однако во всем Космосе они лишь как маленькие зерна риса… Это как если бы весь Космос был деревом, а небо и земля были бы одним из его плодов. Космическое пространство подобно коро­левству, а небо и земля не более чем одно единственное лицо в этом королевстве Как же неразумно было бы предполагать, что, кроме неба и земли, которые мы видим, нет никаких других небес и зе­мель» |96.

190 Цитируется по докладу Дж Виллингема и Р. Псшска на конференции «Юннс — пейс-82»; см. «Земля и Вселенная», 1984. № 2. С. 90-93

Логика этого высказывания вполне подобна api ументации Мет — родора. Но следует обратить внимание на мысли Тенг My о том, что, кроме неба и земли, которые мы видим, т. е. за пределами ви­димого небесного свода (в невидимой вселенной), должны суще­ствовать другие небеса и земли, т. е. другие невидимые миры.

Наско. [ько далеко заходили древние мыслители в своих взглядах на распространенность разумной жизни во Вселенной, можно су дать, например, по высказыванию, которое приписывается Анакса гору (V век до н. э.), о том, чго в кажцой частице, как бы мала она ни была, есть города, населенные людьми, обработанные поля, све­тит Солнце и другие звезды, как у нас. Есть нечто общее между этим положением и учением средневекового штайского философа Фа Цза — на (643-712 п.), согласно которому мир един, «нет нринципиаль ной разницы между большим и малым, между близким и далеким. Малое включает в себя большое, одно — многое, многое — одно. В одной крупинке может поместиться вся Вселенная, гочно так же, как эга крупинка можег поместиться в другой»[130]. Интересно, что уже в новое время аналогичные идеи развивал известный немецкий фило соф, физик и математик Г. Лейбниц (1646-1716). В письме к Я. Вер н^лли он писал — «С другой стороны, весьма возможно, скажу даже больше, неизбежно, что в мельчайших пылинках, далее в атомах (вы­делено мною — авт ), существуют миры, которые в отношении кра­соты и разнообразия развитой в них жизни нисколько не уступаю! нашей земле…» (Фл., 1909, с. 169-170). Можно предположить, что в этой уверенности Лейбниц опирался не только на свои собствен­ные выводы, но и на авторитет древних мыслителей. В том же духе примерно в то же время высказывался и Б. Паскаль «Пусть человек представит себе неисчислимые вселенные в этом атоме, и у каждой — свой небесный свод и свои планеты, и своя Земля, и тс же соотноше­ния, что в зримом мире, и на этой земле…»[131].

Вдумаемся еще раз в выражение Фа Цзана: «в одной крупинке может поместиться вся Вселенная». Чго это — образное выраже ние, поэтическая метафора или гениальное прозрение, предвосхи­щающее современные представления о квазизамкнутых мирах — фридмонах и о макро-микросимметрии Бесконечного Космоса?

В чем суть этих представлений? Рассмотрим множество квазизамкну тых миров-вселенных, периодически возникающих и исчезающих в Веч­ном Беспредельном Космосе (см. п. 2.2.3). Напомним, что наша Вселен­ная представляет собой один из таких миров. Согласно концепции мак — ро-мнкроснмметрии, каж сый макромир, подобный нашей Вселенной, при наблюдении извне (т. е. из другого макромира) представляетсу элемен­тарной частицей этого мира. В теории академика М. А. Маркова масса такой частицы составляет 10"6 г, а ее размер 10~33 см. Марков назвал эти частицы фридмонами (в честь советского космолога А. А. Фридмана). При наблюдении изнутри фрндмон представляет собой квазизамкиутый мир, подобно тому миру, частицей которого ои является. Если из двух соседних миров А и В наблюдатель В воспринимает мир А как частицу своего мира, то наблюдатель А воспринимает мир В как соответствую­щую античастиц;’, Возможно, наша Вселенная сама является таким фрид моном, т. е. элементарной частицей другого мира, а этот мир, в свою очередь, является элементарной частицей нашего мира Существует мно жество фридмоиов, множество других макромиров, которые земной на блюдатсль воспринимает как микрочастицы своего мира Согласно Г. М Идлису, квазизамкну] .>гс «бс нраничиые макромиры, с одной сто­роны, внешне эквивалентны частицам других макромиров, соприкасаю­щихся с данными, а с другой сгоропы, сами состоят в конечном счете из своих элементарных частиц, которые, в свою очередь, скрывают за со­бой или как бы содержат в себе аналогичные собственные макромиры, внешне эквивалентные им, и т. д. до бесконечности». Таким образом, получается, что каждая нз так называемых элементарных частиц мате рин потенцна (ьно содержит в себе весь структурно неисчерпаемый ма­териальный Космос[132].

Когда сталкиваешься с подобными параллелями, трудно отделать­ся от впечатления, что мыслители древности знали гораздо больше, чем мы думаем, судя по тем обрывкам их знаний (часто в чужом изложении), которые дошли до наших дней.

Представления древних об обитаемости миров зачастую (хотя и не всегда!) выражались в религиозно-философской форме. Это вполне естественно, ибо в те далеки" времена религия была господ­ствующей, если не единственной, формой общественного сознание Можно думать, что для современного человека, интересующегося проблемой множественности миров, представляет интерес сущность Древних воззрений, а не форма их выражения. И если некоторые миры ь представлении древних были населены Богами, то надо имет ь в виду, что, согласно древним концепциям, хотя за Богами и при­знавались великие творческие способное! и, они не всегда рассмат­ривались как гворцы всей вощимой и невидимой Вселенной. В Буд­дизме, Конфуцианстве и некоторых других религиозно философ­ских системах вообще отсутствует понятие Бога как Верховного Существа, стоящего над Вселенной. Высшим Божественным поня­тием в этих системах являются такие философские категории, как Абсолют, Абсолютный Разум, Абсолютное Сознание, Беспричин­ная причина, Единый Элемент, из которого путем последователь­ных манифестаций, в процессе дифференциации и последующей интеграции дифференцированных частиц возникают элементы, тела и формы, образующие Вселенную. Согласно «Тайной Доктрине» «с изначала человеческого наследия, с самого первого проявления строителей планеты, на которой живет человек, сокрытое Божество признавалось и рассматривалось лишь в его философском аспекте Всемирного Движения, трепета творческого Дыхания в Приро­де»[133]. В «Письмах Махатм Синнету» разъясняется, что Парабрахм (Высшее Божественное понятие Буддизма) «не есть Бог, но абсо­лютный неизменный закон…». «Слово Бог, — говорится там да­лее, — было изобретено для определения неизвестной причины тех следст вий, которыми, не понимая их, восхищался или устрашал­ся человек»[134].

Что касае гея многочисленных Богов древних мифов, то в Ригве — дах, в гимне под названием «Песнь Творения», прямо говорится: < Боги появились позже сотворения этого мира». Согласно гермети­ческой традиции Древнего Египта, Боги — это бессмертные люди, а люди — смертные Боги Если добавить сюда известную доктрину восточной философии о том, что нет Бога, который бы раньше не был человеком (т. е. Бош должны были пройти через человеческую ; 1волюцию), то мы приходим к представлению о высокоразвитых су­ществах Вселенной, находящихся на ра (личных стадиях эволюцион­ного процесса, в том числе значительно опередивших земное челове­чество. Это представление в какой-то мере приближается к совре­менному понятию о «внеземных цивилизациях»; важное различие состоит в том, что в понятии ВЦ упор делается на технологические аспекты. В отношении Богов древности люди были убеждены, что они принимают участие в судьба* Земли. При этом считалось, что

Посвященные, т. с. представители жреческой науки того времени, обладают средствами сношения с Высшими Существами

Рассмотрим более подробно проблему соотношения науки и религии в вопросе о множественности обитаемых миров. Широко распространено мнение, что наука всегда с гояла на позициях мно­жественности обитаемых миров, в то время как религия выступает против этой идеи. Хотя такое представление имеет определенные исторические основания, тем не менее оно не совсем точно. Мы ) же упоминали о священной книге Индуизма —- Ведах, где говорит ся об обитаемости Солнца, Луны и других небесных тел Подоб­ные же идеи содержатся и в Буддизме. «Из Священных Писаний, — свидетельствует Н К Рерих, — мы знаем Учение Благословенного об обитателях далеких звезд»[135]. В противоположность этому Хри­стианская Церковь, опираясь на взгляды Аристотеля и геоцентри­ческую систему мира Птолемея, канонизировала доктрину об ис­ключительности человеческого рода. Поэтому, когда Джордано Бру­но (1548-1600) противопоставил этой доктрине концепцию множественности обитаемых миров, она стала предметом острой идеоло1 ической борьбы с церковью.

Основываясь на философских идеях Николая Кузанского и аст­рономической теории Н. Коперника, Бруно создал поразительную картину Мироздания, на несколько веков опередившую развитие наблюдательной астрономии. Он сумел преодолеть ограниченность гелиоцентрической системы, которая, поместив Солнце в центр мира, по-прежнему замыкала Вселенную сферой неподвижных звезд. Бруно учил, что небо не ограничено никакими сферами, это еди­ное, безмерное, бесконечное пространство, которое содержит в себе все: звезды и созвездия, солнца н земли. В противоположность Ари­стотелю он утверждал единство, общность элементов, составляю­щих Землю и другие небесные тела. Он разделял все небесные тела на самосветящиеся — звезды (солнца) и несамосветящиеся (плане­ты), которые светят, отражая солнечный свет из за обилия на них облаков или водных пространств. Бруно учил об изменяемости всех небесных тел, благодаря чему в природе осуществляется непрерыв­ный обмен между ними и космическим веществом, заполняющим пространство В соответствии с этим он считал, что и поверхность Земли тоже меняется по истечении больших промежут ков времени, на месте морей появляются континенты, а на месте континентов — моря.

Исходя из этой картины мироздания, Ьруно учил, что во Все­лснной имеются бесчисленные солнца и бесчисленные земли, кото­рые кружат вокруг своих солнц, подобно тому, как наша Земля кру­жится вокру1 нашего Солнца. Тем самым Земля была сведена до уровня рядовой планеты, а Солнце — до уровня рядовой звезды, Вселенная, безгранично расширившись, лишилась единого центра, ибо в Бесконечной Вселенной ни одна точка не может быть выде­ленной. На этих бесчисленных мирах в бесконечной Вселенной обитают живые разумные существа. Нелепо полагать, считал Бру­но, что не существует других разумных живых существ и другого видг. мышления, кроме известного нам на Земле. Вселенную Ьруно представлял как некий Сверхорганизм (Сверхжи tin. — что-то вроде системы 1ея, увеличенной до вселенских размеров), неразрывно связанной с человечеством, обитающим на ее мирах.

Брошенный инквизицией в тюрьму Бруно не отрекся от своих взглядов, он мужественно отстаивал их и был притворен к смерт­ной казни. Его сожгли па Площади Цветов в Риме 17 февраля 1о00 г. Несомненно, что это одна из самых драмашческих страниц в истории становления научного мировоззрения — тем более дра­матическая, что идея множественности миров, за которую Ьруно заплатил жизнью203, вовсе не противоречит Христианскому Учению, хотя и вступает в конфликт с некоторыми примитивно понятыми догматами веры.

Буквальная интерпретация текстов Писания нередко нрпводит к про­тиворечию с научной картиной мнра Так например, геологическая ис­тория Землм вступает в видимое противоречие с доктриной о Семи Днях Творения. Но надо быть очень ограниченным мыслителем, чтобы под Днем Творения понимать один земной день. Ясно, что речь идет о круп­ных космических периодах, образно названных в Книге Бытия днями. В гл. 2 мы уже упоминали о Днях Брамы и говорили, что, согласно древ­неиндийским исчислениям, один День Брамы равен 4,3 млрд земных лет. Почему же не допустить, что один День Творения может составлять миллиарды земных лет? Это лишь один из многих примеров. Конечно, наиболее просвещенные христианские богословы понимали неправомер ность буквальной интерпретации библейских текстов. Но, к сожалению, было и немало догматиков, с которыми ученым и философам приходи­лось бороться. Фламмарнон приводи.’ в своей книге письмо Г. Галилея к парижскому адвокату И. Диодати (январь 1633 г.), где он сообщает, что составил специальную записку, в которой, опираясь на авторитет боль­шинства отцов Церкви, старался доказать, насколько недопустимо ссы­латься иа авторитет священного писания при решении научных вопро сов, для которых один опытный путь наблюдения имеет решающее зна­чение. «Я требовал, — пишет Галилей, — чтобы в подобных случаях в будущем священное писание оставлялось в покое» (Фл., 1909, с. 234).

Что касается концепции множественности мнров, то она не проти­воречит Писанию. Не случайно епископ Парижа еще в XIII веке осудил тезис о невозможности для Бога создать множество мнров. По мнению известного физика Д. Брюстера (1781-1868), специально изучавшей) этот вопрос,, в Библии нет пи одного положения, которое было бы несовмес­тимо с зтой концепцией. (Надо отметить, что, будучи крупным физи­ком, Брюстер оставался искренне привязанным к Христианскому Уче­нию.) Более того, многие места как в Ветхом, так и в Новом Завете, считает Брюстео, не могут быть интерпретированы без привлечения кон­цепции множественности мнров. Поэтому нет ничего удивительного в том, что некоторые раннехристианские секты стояли на позициях этого учения. Фламмарнон упоминает, со ссылкой на Иринея, о секте вален — тианцев, — соторые признавали н проповедовали систему Анаксимандра (греческий философ, VI век до н. э.), учившего о бесчисленности оби­таемых мнров. Сторонником этой концепции был и один из самых про­свещенных христианских философов Opi ген, живший в Александрии в III веке. «Жития Святых» характеризуют его как «чудо своего века по громадности своего ума и глубине учености». Ориген учнл о множе­ственности вселенных, последовательно возникающих, умирающих и воз­рождающихся вновь в бесконечном периодическом процессе, н о мно­жественности миров в каждой такой вселенной. «Если Вселенная, — ннсал он, — имеет начало, то в чем проявлялась деятельность Бога до сотворения Вселенной? Грешно н вместе с тем безумно было бы думать, что Божественная Сущность пребывала в покое и бездеятельности, н было время, когда блаюдлть ее не изливалась ни иа одно существо, а всемогущество ее ничем не проявлялось… Что касается меня, то скажу, что Бог приступил к своей деятельности пе в то время, когда был создан наш видимый мир, и подобно тому, как после окончания последнего воз­никнет другой мир, точно так же до начала нашей Вселенной существо вала другая Вселенная. . Итак, следует полагать, что не только существу­ют одновременно многие миры, но и до начала нашей Вселенной суще­ствовали многие вселенные, а по окончании ее будут другие миры»[136]"4. За свои смелые взгляды Орнгеи был изгнан из Александрии в Палестину, где в период гонения на христиан он был заключен в тюрьму и умер от пыток. Уже после его кончины на Константинопольском соборе он был осужден как еретик. «После учеников Оригена начала ложная вера духо­венства расти> Это затронуло и концепцию множественности мирог.

Во время формирования Христианства, в первые века нашей эры, представление об устройстве мира складывалось под воздействием гео­центрической системы мнра Птолемея, которая была в то время обще­признанной н, естественно, послужила остовом для всего здания склады вающейся христианской теологии. В течение веков она прочно укрепи лась в религиозном сознании. После коперниковской революции в астрономии перед христианской теологией встал вопрос — как согласо­вав вероучение с новыми пре, [ставлениями о мире. Фламмарнон в следу­ющих выражениях описывает возникшую проблему «Земля была преж­де окружена каким-то лучезарным венцом, но вот в одни несчастный нли, наоборот, очень счастливый день наши глаза открылись, мы с глазу на глаз оказались перед этой окруженной славою Землей, мы вгляделись в нее, и вдруг ее лучезарный венец рассеялся как дым, этот дворец зем­ного человечества потерял свое великолепие и роскошь, погрузился в какую-то непроглядную тьму, а вдали от пего в ярком свете появились в несметном множестве новые земли с новыми для каждой из них небеса­ми и заполнили собою все бесконечное пространство. С этих пор внд мира изменился, а вместе с ним должны были измениться и верования, которые до того времени казались утвержденными столь прочно и непо­колебимо» (Фл., 1898, с. 260).

Как же ответили на эют вызов теологи? Догматически мыслящие теологи, следуя букве сложившегося учения, были убеждены, что оно не можег быть согласовано с новыми научными знаниями. Ведь Творец со­здал звезды «ьовсе не для обитания их какими-нибудь другими людьми нли иными тварями, но только для освещения и оплодотворения Земли Нх светомБолее просвещенные представители христианской теоло­гии относились к новой научной картине мира вполне терпимо и даже отстаивали ее с теологических позиций. Во много раз упомянутой уже книге Фламмарнон пр-иводит слова патера Феликса, настоятеля Храма Парижской Богоматери: «Помещайте в звездном мире столько челове­ческих обществ, сколько вам угодно, пусть они имеют такой вид и такую материальную н нравстьенную температуру, какую только желательно вам вообразить; католическое учение относится к этому с такою терпи­мостью. которая вас наверное удивит, оно потребует от вас лишь одно­го— не считать этих звездных поколений человечества ни потомками Адама, ни духовным потомством Помазанника Божия Иисуса». И да­лее: «… если вы хотите непременно, чтобы планеты, солнца и звезды имели своих жителей, способных, подобно нам, познавать, любить и про — славлят ь Создателя, то я спешу заявить во всеуслышание, что христианс­кое учение не противоречит этому; оно ничего не отрицает и ничего не утверждает в этой произвольной гипотезе».

Другие христианские писатели высказывались более определенно в пользу множественности обитаемых миров. Так кардинал Полииьяк в своем «Анти-Лукреции», где он стремился развенчать материалисти­ческую философию Лукреция Кара, касаясь проблемы множественно­сти миров, высказывает мыелн, если не совпадающие полностью, то вполне в духе критикуемого им автора. «Все звезды, — пишет он, — суть солнца[137], похожие па наше, окруженные темными телами, как паша Земля, на которую они льют свет и тепло. …возможно ли предполо жить, что эти далекие от нас небесные светила имеют иное назначение, чем паше Солнце, что бесчисленные небесные огни без Всякой цели и пользы шлют тепло и свет в беспредельное пустое пространство’ Бог пе ограничивается созданием одного тела определенного рода из своей неисчерпаемой сокровищницы Он сразу высыпает во Вселенную бес­численные массы одинаковых тел. Одинаковые причины ведут к одп паковым следствиям» (Фл., 1909, с. 20-21). Еще более красноречивые доводы приводит французский философ Кузен Депро. «Неужели воз­можно предположить, — пишет оп, — что бесконечно мудрое Суще­ство украсило небесный свод такой массой различных тел только для того, чтобы удовлетворить паши взоры, чтобы создать для пас величе­ственную картину’ Неужели эти бесчисленные солнца созданы только для того, чтобы обитатели пашей кпошечпоп Земли могли любоваться ими, как светлыми точками па небе, в то время как большая часть их вообще едва видна для нас, а бесконечное число их совершенно неуло­вимо для невооруженного глаза’ Такая мысль не выдерживает никакой критики, особенно если принять во внимание, что в природе всюду царствует поразительно совершенная согласованность творения Божия с Его целями, и что во всех своих делах Бог ставит Себе целыо не ■только Свою славу, но и радость и пользу Своих создаппй. Неужели Он создал звезды, которые испускают лучи, не доносящиеся до какого — либо мира, где они могли бы вызвать жизнь? Это невозможно! И у этих миллионов солнц, как и у нашего Солнца, у каждого есть свои особые планеты, и вокруг себя в пространстве вселенной мы видим необъятное количество миров, в которых живут разнообразные существа — ми­ров, населенных разумными обитателями, способными ценить н сла­вословить величие и красоту дел Божиих» (Фл., 1909, с. 36).

Эти доводы, по существу, совпадают с аргументацией Джордано Брупо, который, отвечая на вопрос венецианской инквизиции, гово­рил «В целом мои взгляды слсдиющие. Существует бесконечная Все­ленная, созданная бесчисленным божественным могуществом, ибо я считаю недостойным благости и могущества Божества мнение, будто оно, обладая способностью создать, кроме этого мира, другой и другие бесконечные миры, создало конечный мир». (Цит. по упомянутой ста­тье Менцииа.)

Таким образом, довод о том, что звезды были созданы якобы только для нужд человека[138], сравнительно легко был преодолен христианской теологией. Но осталась еще одна, более серьезная трудность, связанная с Боговоплощением Христа на Земле. Вот как формулирует ее Фламмарн­он: «Если обитаемая нами Земля не более, как незаметный атом среди бесчисленного множества миров, то в чем же заключаются ее права и преимущества, предоставленные ей; почему она могла сделаться предме­том особого божественного попечения, почему сам Всевышний и Веч ный мог жить на ней, приняв вид одного из ее существ, почему он не погнушался этого праха (емпого и благоволил воплотиться в него?» (Фл., 1898 с. 258).

Одну точку зрения иа эту проблему выразил протестантский теолог первой половины XVI века Мслапхтон. Он считал, что принятие множе­ственности обитаемых миров было бы издевательством над таинством искупления: «Богочеловек — один, он в обличий человека пришел в наш мир, где был распят и воскрес. И мы пе можем допустить, чтобы эта драма повторялась бесгчетно< число раз во всех бесчисленных мирах» (Цит по упомянутой статье Менцина) Надо сказать, что не все бого словы были согласны с подобной ар1уменгацией. В добавлении к 30-му изданию своей книги в очерке «Множественность миров с исторической точки зрения» Фламмарнон подробно обсуждает эту проблему. Мы не будем касаться здесь всех богословских тонкостей. Приведем лишь цити русмое Фламмарионом высказывание знаменитого американского про поведннка HcnMjpca. «Предположим, — говорит он, — что один из бес численных мириадов миров поеттла какая нибудь нравственная зараза, охватившая все население, вследствие чего оно подпяло под действие, под приговор непреложного и неумолимого по своей святости закона. В таком случае, если бы Бог, в своем праведном негодовании, совершенно вышвырнул пз вселенной ату негодную планету, то по не могло бы нало­жить никакого пятна на его личность. . Но скажите мне, о! скажите мне, уже ли не было ли чертою изысканнейшей нежности в существе Бога, если бы он всячески старался вновь привлечь к себе этих габлуд — ших детей своих, отторгнутых от него их преступлением’ И как бы ин были они малочисленны при сравнении с несметным множеством верно слу;:сащих ему, не прилично ли было бы его бесконечному милосердию послать на эту виновную землю вестников мира, чтобы призвать к себе н виовь принять к себе, а не погубить этот единственный мир, сошедший с верного пути? И если правосудие потребовало д, ш этого столь великой жертвы, то скажите мне, не было ли верховным делом благости Бога позволить своему собственному Сыну взять на себя бремя искупления виновных, чтобы иметь возможность вновь смотреть на этот мир благо­склонно и протянуть рук) помоши и призыва всему его населению?» (Фл., 1898, с. 265- 266). Итак, мы видим, что и эта трудность не является для христианской теологии непреодолимой.

Идея исключительности человеческого рода, вопреки распрост­раненному мнению, вовсе не вытекает из существа Христианской Доктрины (или ьообше из религиозного мировоззрения), в извес­тной мере она нейтральна по отношению к научному или религи­озному мировоззрению. Но поскольку определенные догматы веры, связанные с этой идеей, находили опору в канонизированной Хри­стианской церковью геоцентрической системе мира, то крушение этой системы и становление гелш (центрической системы проходи­ло в острой борьбе с доктриной уникальности и потребовало ее преодоления. Вот почему торжес тво новой картины мира явилось одновременно и торжеством концепции множественности обитае­мых миров. Мученическая смертъ Джордано Бруно на костре «свя­щенной» инквизиции не могла изменить неотвратимого — в после­дующие века идея о множественности обитаемых миров быстро рас­пространилась в Европе, завоевав полное и всеобщее признание. В течение трех столетий (XVII-XIX века) она рассматривалась как со­вершенно очевидная, само собой разумеющаяся. Многие выдаю­щиеся ученые, писатели и поэты безоговорочно поддерживали эту концепцию. Идею множественности обитаемых миров пропаган­дировали Сирано де Бержерак и Б. Фонтенель, о ней писали Воль­тер, И. Геге и Ф. Шеллинг. Убежденными сторонниками этой идеи были X. Гюйгенс, И. Ньютон. М. Ломоносов, В. Гершель, И. Кант, П. Лаплас и многие другие ученые. Достаточно полный обзор по этой теме можно найти в упомяну той уже много раз книге Фламма — риона. Насколько была распространена эта идея, можно судить по тому, чти в 1822 г. немецкий астроном Груйтуйзен «открыл» лун­ный город недалеко от центра лунного диска, а известный амери­канский астроном В Пикеринг объяснял наблюдаемую изменчи­вость отдельных деталей лунной поверхности массовыми миграци­ями насекомых. Хорошо известно, какое сильное впечатление на современников произвело «открытие» марсианских каналов (Скиа­парелли, 1877).

Надо сказать, что не все ученые и философы придерживались столь категорических взглядов о повсеместной распространеннос­ти жизни во Вселснной. Например, Кант, будучи приверженцем идеи множест венности обитаемых миров, тем не менее занимал более сдержанную позицию. Он считал, что в беспредельной Вселенной могут быть и необитаемые миры, если они не приспособлены для жизни. «Но можно предполагать, — писал он, — что планеты, не­обитаемые теперь, будут обитаемы со временем, когда процесс их образования достигнет извесгной степени совершенства. Возмож­но, что наша Земля как таковая, существовала тысячи лет, прежде чем на ее поверхности выработались условия, при которых могли бы жить растения, животные, а затем и люди» (Фл., 1909, с. 36). Эта аргументация, включающая идею эволюции, близка к совре­менным научным взглядам.

Говоря о проблеме множественности обитаемых миров, нельзя не упомянуть имени Констант ина Эдуардовича Циолковского, ко­торый был убежден в широкой распространенности разумной жиз­ни во Вселенной. «Есть знания несомненные, — писал он, — хотя они и умозрительного характера… Теоретически мы уверены в бес­конечности Вселенной и числа ее планет. Неужели ни на одной из них нет жизни! Это было бы уже не чудом, а чудищем’ Итак, засе­ленная Вселенная есть абсолютная истина»[139]. «Вселенная и жизнь одно и то же»[140]. «Вселенная заполнена высшей сознательной и со­вершенной жизнью»[141]. «Во Вселснной господствовал, господству­ет и будет господствовать разум и высшие общественные организа­ции»[142]. «Величайший разум господствует в Космосе…»[143].

Справедливости ради надо отметить, что, несмотря на явную приверженность многих крупных ученых идее множественности обитаемых миров, в целом наука все же сохраняла некоторый скеп­тицизм по отношению к этой проблеме, который усиливался по мере распространения позитивистских вз1 лядов. Он затрагивал не только содержание проблемы (много или мало обитаемых миров), но и саму возможность ее научного обсуждения как проблемы ме­тафизической, выходящей за пределы позитивной науки. В этом отношении характерен эпизод из биот рафии К. Фламмариона. Ког­да молодой Фламмарнон написал свою знаменит} ю книгу «О мно­жественности обитаемых миров» (в то время он работал на Париж­ской обсерватории), директор обсерватории У. Леверье, прославив­шийся тем, что открыл планету Нептун «на кончике пера», узнав об этом, предложил молодому астроному покинут ь обсерваторию Он считал, что подобное занятие несовместимо со статусом серьезного ученого.

В начале XX века уверенность в множественности обитаемых ми­ров была поколеблена из-за распространения космогонической те­ории Д. Джинса, согласно которой образование планетной сисге мы — редчайшее событие в истории Галактики. Современные кос­могонические теории, рассматривающие образование планет в едином процессе с образованием звезд (что позволяет им оперет ься на бон а — тый наблюдательный материал), приводят к противоположному вы­воду: о закономерное™ и гииичносги процесса происхождения пла­нет. А в последние годы XX века планеты были обнаружены у не­скольких десятков звезд. И число их быстро растет. Однако это нй означает автоматического возвращения к представлениям прошлых веков, когда господствовала уверенность в повсеместной распростра­ненности жизни. Исходя из данных об условиях существования вод­но-углеводной (белково — нуклсиловой) формы жизни, современная наука пришла к выводу, что Земля — единственная обитаемая плане­та в Солнечной системе. Таким образом, область пространства, где теперь еще можно надет гься встретить «братьев по разуму», отсту пила в звездные дали. Среди ученых ведутся дискуссии о том, на­сколько распространена жизнь в Галактике, во Вселенной. Теперь уже в рамках самой науки формулируется концепция уникальности нашей земной цивилизации (М. Харт, И. Шкловский). Вековое про тивоборсгво двух доктрин — уникальности человеческого рода и множественности обитаемых миров — перестало Hj рать роль водо­раздела между научным и религиозным мировоззрением. Это весь­ма поучительный пример, как, не шля и ошибаясь, человеческое по­знание приближается к истине.

Известный английский астроном XIX века Джон Гершель (сын знаменитого В. Гершеля) писал: «Надо почти совсем не знать аст­рономии, чтобы полагать, что человек представляет собой един­ственную конечную цель творчества, и чтобы не понять, что в дан­ной окружающей нас Вселенной есть и друг ие миры с живыми на селяющими их существами» (Фл., 1909, с. 38). Таким образом, по мнению Дж. Гершеля, лишь незнание астрономической картины мира может привести нас к мысли об уникальности нашей земной цивилизации. Достаточно уяснить себе эту картину, и мысль о мно­жественности обитаемых миров становится совершенно очевидной, не нуждающейся в дальнейших доказательствах, в виду явной бес­смысленности создания столь огромного и сложного мира, в кото­ром жизненные потенции реализуются лишь на его ничтожной ча­сти. С тех нор прошло более ста лет, наши знания о Вселенной неизмеримо обогатились, границы познанпого мира существенно расширились. Достаточно напомнить, что во времена Дж. Гершеля наблюдаемая область Вселенной ограничивалась только нашей Га­лактикой, о других МММ* ничего не было известно. С развити­ем астрономии аргументация в пользу множественности обитаемых миров приобрела более конкретный характер, опираясь на совре­менную научно обоснованную астрономическую картину мира. Тем пе менее п в паше время, вопреки Гершелю, можно найти немало астрономов, которые прекрасно знают астрономию, но никак не могут согласиться с его аргументацией. Значит, дело не только в при знании современной ас/рономическон картины мира, но и в некото­рых гносеологических особенностях человеческого мышления

Думается, что наука XX ве:са, где-то в глубинах своей памяти, в своем научном «подсознании» сохранила представление древних о множественности обитаемых миров, но она подошла к исследова­нию проблемы по-своему, опираясь на свой опыт и свои методы исследования.