Ныне же английские военные суда обыкновенно оставляют его в первых числах мая по новому стилю, а возвращаются в начале сентября. Но купеческие суда бывают там во всю зиму. Малое углубление их позволяет им стоять между берегом и баром, который, перехватывая волны, уменьшает их величину и ярость. Следовательно, они и не подвержены такой большой опасности, как большие суда, ничем не прикрытые от свирепости океанского волнения.
Черные, сгущающиеся на горизонте в северо-западной его четверти тучи, мало-помалу поднимающиеся, суть непременные и вернейшие признаки приближающейся бури; и тогда все стоящие здесь суда обыкновенно начинают приготовляться к отвращению бед, коими она угрожает. А в летние месяцы, когда вершина Столовой горы вдруг покрывается белым облаком, которое постепенно начнет, увеличиваясь, опускаться книзу по крутой стороне горы,[19] служит никогда не обманывающим предшественником крепкого шторма от SO. При первом появлении сего облака корабли, стоящие на рейде, тотчас начинают спускать стеньги и реи, готовить запасные якоря и пр.
Сей залив имеет столь опасный рейд, что английский контр-адмирал Стерлинг, бывший перед нашим прибытием главнокомандующим здешней эскадры, имел намерение установить, чтобы военные суда во весь год никогда сюда не приходили, а для исправления своих надобностей останавливались бы в Симанском заливе.
Я спрашивал у многих сведущих голландцев, что бы могло быть причиною выбора такого дурного и опасного залива для главного порта и почему первые основатели колонии не предпочли Фалс-Бай сему месту.
Самые сведущие полагали причиной тому незнание, что существует Симанский залив, ибо по документам, сохраненным в архивах колонии, известно, что Симанский залив найден первыми колонистами спустя 30 лет после основания Капштата, когда уже многие здания с великими издержками были там построены. По основании же сего города скоро из него был послан отряд берегом для отыскания со стороны Фалс-Бая удобной пристани, где бы построить город. Тогда вся колония была покрыта лесом, наполненным лютыми зверями; посланный отряд через шесть недель достиг Фалс-Бая по северную сторону Мюзенбурга; следовательно, Симанского залива приметить не мог, и, возвратясь, донес о невозможности далее продолжать изыскания, о трудности пути и об опасностях, встречающихся от великого множества львов и тигров.[20]
Фалс-Бай и Симанский залив
При взгляде на план Фалс-Бая тотчас видеть можно, что пространство и открытое положение сего залива не делают его спокойным и безопасным портом. Но природа вознаградила сей недостаток небольшим заливцем, вдавшимся в западный берег Фалс-Бая; залив этот назван Симанским, по имени одного из бывших здесь губернаторов.
В Симанском заливе на мягком песчаном дне и на глубине от 4 до 12 сажен могут стоять судов до пятнадцати, очень спокойно и в совершенной безопасности, кроме того, судов 20 и более на выходе залива, не подвергаясь ни малейшей опасности, лежать на якорях могут. Грунт там песчаный, самый лучший для держания якорей, и глубина не более 15 и 17 сажен. Волнение также много уменьшает своей ярости, пройдя почти через все пространство Фалс-Бая. Но стоять в этом месте летом, хотя опасности и нет, очень беспокойно, потому что тогда ветры от SO дуют часто, а волнение при них сильно качает корабль и препятствует иметь сообщение с берегом гребными судами.
Рейд Симанского залива природою кажется разделен надвое: один можно назвать малым, или внутренним, а другой большим, или наружным, рейдом. Створная линия восточного мыса Фалс-Бая, называемого Фальшивым, и камня, называемого Ноевым Ковчегом, есть предел, разделяющий два рейда. Суда, стоящие на малом рейде, совсем закрыты от волнения при SO ветрах восточным берегом Симанского залива, и чем ближе они стоят к берегу, тем лучше.
Когда колония находилась в руках голландцев, то их военные и ост-индские корабли никогда не останавливались к берегу ближе Ноева Ковчега и так называемых Римских каменьев, а потому при крепких ветрах от SO они были совершенно открыты всей силе океанского волнения, что самое и было причиной, почему Симанский залив считали столь же опасным в летние месяцы, как Столовый зимою. Но тринадцатимесячный опыт совершенно удостоверил нас в противном: во все это время шлюп дрейфовало только один раз, и то не от крепкого ветра, а оттого, что английский военный катер своим канатом задел за наш якорь и поворотил его. Впрочем, как бы ветер крепок ни был, мы всегда могли отстаиваться на одном якоре.
