Мы сошли на берег ниже деревни Микена и занялись определением долготы, чтобы сверить с теми данными, которые были записаны нами два года назад. Деревня была покинута. Микена и его люди бежали на другую сторону реки. Но в то утро, когда мы там остановились, несколько человек вернулось, чтобы поработать в своих старых огородах.

Окончив наблюдение, мы сели завтракать. Когда наши последние вещи были отнесены в лодку, появился один ман-ганджа. Он бежал к своей лодке с криком: «Аджава только что убили моего товарища!»

Мы отплыли от берега, а через две минуты авангард большого отряда грабителей стоял с мушкетами на том месте, где мы завтракали. Они, очевидно, были очень удивлены, увидев нас здесь, и остановились. Остановились и их главные силы, насчитывающие около тысячи человек. «Бейте их, – кричал манганджа, – они хотят сейчас идти на холмы, чтобы убить англичан», – манганджа имели в виду миссионеров, которых мы оставили в Магомеро. Но, так как мы надеялись на дружеские отношения с аджава и не верили показаниям манганджа, мы продолжали свой путь вниз по реке, оставив аджава сидящими под большим баобабом, а манганджа – проклинающими их с противоположного берега.

Поднимаясь вверх, мы увидели, что люди деревни Зимика нашли убежище на длинном острове на реке Шире, куда они снесли запасы зерна, чтобы последние не попали в руки аджава. Предполагая, что вторжение и война миновали, они снова вернулись к себе на восточный берег и жили в воображаемой безопасности. Когда мы приближались к селению вождя, которое было расположено в прекрасной роще из высоких дикорастущих фиговых деревьев и пальм, до нашего слуха донеслись звуки шумного веселья. Люди веселились, били в барабаны, танцевали и пили пиво, в то время как сильный враг, несущий каждому в селении смерть или рабство, был рядом. Один из наших людей крикнул нескольким туземцам, подошедшим к берегу посмотреть на нас, что приближаются аджава и что они только что были в селении Микена. Но туземцы были пьяны и не обратили внимания на предупреждение.

Плывя мимо временного поселения беглецов манганджа, мы увидели одного несчастного парня с невольничьей колодкой на шее. Мы высадились на берег несколькими сотнями футов ниже, и, когда подошли к тому месту, где он сидел, его уже не было, и все отрицали, что видели такого человека. Несмотря на то что эти манганджа сами так ужасно страдают от торговли невольниками, они все же покровительствуют ей. Один мужчина, возле временной хижины которого мы спали вместе с толпой беглецов, еще до восхода солнца отправился в соседнюю деревню, чтобы продать раба-мальчика каким-то чернокожим португальцам, покупавшим невольников. Война привела бедного мальчугана в руки мошенника, и бессердечность этого негодяя, который сам все потерял из-за охоты за невольниками, привела нас к мысли, что он и его раса не имеют никаких естественных привязанностей. Умирая с голода, продавать друг друга не за хлеб, а за ткань, в которой они не испытывают большой нужды, было так неестественно, что нам сначала казалось, что никто из смертных, кроме негров, не может быть повинен в такой жестокости. Мы задавали себе вопрос, как могла мысль о праве собственности на человека зародиться у существа, обладающего разумом, подобным нашему. Однако мы вспомнили, что видели, как мужчина, слывший гуманным, в жилах которого не было ни капли черной крови, за 20 долларов, или около 4 фунтов стерлингов, расстался с хорошенькой девушкой, находившейся с ним в более близких отношениях, чем этот мальчуган с человеком, который вызвал наш гнев. Притом эта девушка была няней его сына, и оба они, и няня, и сын, так горько плакали весь день, что даже тот мулат, который купил ее, смягчился и предложил возвратить ее белому человеку. Но напрасно. Общие страдания не всегда возбуждают симпатию, хотя было бы естественно этого ожидать.

Позднее рабовладельцы из Тете привезли сюда зерно (мапиру) и купили на него много невольников. С одной стороны, это можно рассматривать как гуманный поступок, так как, благодаря этому, много несчастных созданий были спасены от голодной смерти. Однако спасители жизни оказались истребителями других жизней.

Несколько слонов стояли около того места, где мы оставили лодку, и один из них развлекался тем, что ломал деревья; он не объедал с них листья, а просто применял свою силу и валил деревья для развлечения. Несколько ружейных выстрелов заставили его броситься в густую чащу, и он мчался сквозь нее, по-видимому, с такой же легкостью, как если бы это была просто трава. Огромное количество деревьев уничтожается этими животными. Они часто жуют ветки лишь из-за коры и сока.