Моселекатсе также претендует на всю слоновую кость в своей стране и даже не позволяет ни одному чужестранцу охотиться на слонов в его владениях. Один житель Наталя, не зная об этом запрещении, приехал с намерением поохотиться на этих животных, но его скоро схватили и доставили пред светлые очи вождя. Его продержали на положении свободного пленника в течение 3 месяцев, причем ему разрешалось сколько угодно охотиться на буйволов, жирафов, носорогов и антилоп; но как только он пробовал пойти по следу слона, его помощники, – или тюремщики, – поворачивали голову его лошади в другую сторону.

Макололо по имени Секоке, который недавно вернулся из Бенгелы с хвостами пяти бедных околдованных лошадей, нанес нам визит вместе с несколькими своими товарищами вскоре после нашего прибытия. Они узнали, что все сказанное им доктором о том, что земля окружена океаном, – правда. Они видели море и чудеса на побережье, и корабли – все так, как говорится в Писании. Одни путешественники знают все, а тот, кто не знает Писания и сидит дома, похож по своим знаниям на ребенка. Бенгельские купцы обошлись с ними хорошо и, желая развить торговлю с макололо, сделали каждому богатый подарок, состоявший из предметов одежды. Прежде чем прийти к нам, они оделись в свои новые костюмы и, несомненно, были одеты лучше, чем мы сами. На них были хорошо выстиранные и накрахмаленные рубашки, пиджаки и брюки, белые носки и лакированные башмаки, а на голове красный капюшон и поверх него широкополая коричневая фетровая шляпа. Они долго беседовали с нашими людьми о замечательных вещах, которые видели, и пришли к единодушному мнению, что макололо, прозябающие у себя дома, – просто дикие звери или скот. Но их более богатые соседи, которых они называли полохоло, или зверями, вовсе не хотели допустить, что путешественники знают больше их: «Ну, они видели море, так что ж из этого? Море – это просто вода, а воды они могли увидеть сколько угодно и на родине, – больше, чем им нужно; белые люди приходят к нам в наши селения, – зачем же ходить на побережье, чтобы посмотреть на них?»

У нас создалось впечатление, что правосудие, в общем, осуществляется у макололо довольно справедливо. Старшина отобрал у одного из людей, которые были с нами, бусы и одеяло. Дело было доложено вождю, и он немедленно приказал возвратить вещи и, кроме того, распорядился, чтобы ни один старшина не смел отбирать ничего у вернувшихся людей. Подразумевается, что все принесенное ими имущество принадлежало вождю; люди сложили вещи у его ног и предложили ему взять все; он посмотрел на вещи и сказал, чтобы они оставили их себе. Так бывает почти всегда. Однако Мокоро, боясь, что Секелету может понравиться что-нибудь из самых лучших его вещей, показал только небольшое количество своих старых и наименее ценных приобретений. Масакаса не мог показать много: по дороге он совершил нарушение закона в одной из деревень и предпочел заплатить большую пеню, только бы об этом не узнал доктор. Каждый носильщик имеет право на часть товаров, находящихся в его тюке, хотя бы они были приобретены на слоновую кость, принадлежащую вождю. Они никогда не стесняются предъявлять эти свои права; но если вождь не соглашается на уплату по первому требованию, они не могут просить у него никакого вознаграждения.

Наши люди, привыкшие к нашим обычаям, считали, что английская система оплаты труда – единственно правильная; некоторые даже говорили, что лучше было бы жить под властью такого правительства, при котором жизнь и труд были бы в большей безопасности и больше бы ценились, чем здесь.

Пока они были с нами, они всегда вели себя соответствующим образом во время богослужения и даже требовали того же от других туземцев, которые случайно оказывались присутствующими. Однажды Мошоботуане, вождь батока, пришел к нам с несколькими своими людьми во время богослужения. Они молча прослушали чтение Библии на языке макололо, но, как только мы преклонили колени для молитвы, они начали громко хлопать в ладоши, – это их способ обращения с просьбой. Наши возмущенные макололо быстро положили конец этому шумному аккомпанементу и отнеслись весьма неблагосклонно к этому проявлению невежества. Почти все наши люди научились произносить «Отче наш» и символ веры на своем языке и гордились этим; вернувшись на родину, они любили делать это перед группами восхищенных друзей. Их представления о добре и зле ничем не отличаются от наших, кроме одного момента: они совершенно неспособны понять, почему человеку не приличествует иметь больше одной жены. Год или два назад некоторые из жен ушедших с нами людей обратились к вождю с просьбой разрешить им снова выйти замуж. Они думали, что им больше нечего ждать своих мужей, которых, вероятно, уже нет в живых. Однако Секелету им в разрешении отказал: он сам побился об заклад на большое количество волов, что доктор вернется с их мужьями, а последним обещал, что их жены будут для них сохранены. Таким образом, нетерпеливым супругам пришлось подождать еще немножко. Однако некоторые из них убежали с другими мужчинами; например, так сделала жена Мантланьяне, оставив его маленького сына среди чужих. Мантланьяне очень рассердился, услышав об этом. Но его возмутило не то, что она его покинула, – у него в Тете было две других жены, – а то, что она бросила мальчика.