Медовая кукушка – необыкновенная птица: каким образом представители этой породы узнают, что все люди, как белые, так и черные, любят мед? Как только эта птичка видит человека, она спешит приветствовать его сердечным приглашением, – согласно переводу Мбиа, – пойти к пчелиному улью и взять меду. Она летит в нужном направлении, садится на дерево и смотрит, следуете ли вы за нею, потом перелетает на другое и еще на другое, пока не приведет к улью. Если вы не последуете ее первому приглашению, она будет летать за вами и приставать, так же стремясь заманить человека к улью, как другие птицы стараются увести его от своих гнезд. Кроме тех случаев, когда мы были в пути, наши люди были всегда готовы последовать этому приглашению и отвечали на него особым свистом, который, по их словам, означает: «Ну, хорошо, лети вперед, мы идем». Птица никогда их не обманывала и всегда приводила к улью; правда, иногда в нем оказывалось очень мало меду. Что действует на эту птичку – дружба к человеку, подобная привязанности собак, или надежда поживиться за счет остатков, падающих на землю. В большинстве случаев движущей силой является собственная заинтересованность, заставляющая помогать другим животным избежать опасности, как это имеет место в отношении птиц, охраняющих буйволов и носорогов. Трава бывает часто такой густой и высокой, что к этим животным можно подойти совершенно незаметно, но птица-сторож, сидящая на животном, видит приближение опасности, взлетает с криком, хлопая крыльями, и ее неуклюжий подопечный бросается бежать от врага, которого он не видел и не слышал. В награду маленький бдительный сторож имеет право собирать паразитов на своем жирном друге. Иногда предупреждение об опасности дается жертве самим нападающим животным: так, гремучая змея, собираясь напасть, не может не греметь своими погремушками, равно как кошка не может не вертеть хвостом, когда готовится напасть на мышь, или кобра раздувает кожу на шее, когда собирается вонзить в жертву свои ядовитые жала.

В некоторых частях перевала было много змей; они грелись на солнце, но скрывались, шурша в листьях, при нашем приближении. Однажды утром мы увидели одну змею, называемую какона, яд которой смертелен. Она висела на кусте у дороги в горизонтальном положении, отдыхая и переваривая ящерицу, которой она закусила на завтрак. Хотя она была совершенно на виду, но по цвету и изгибам так походила на веточку, что некоторые из нас не могли ее заметить, хотя их и спрашивали, не видят ли они чего-нибудь на кусте. Один из нас видел здесь также змею другой породы, которую удается увидеть очень редко. Ее молниеносные движения вошли в пословицу: туземцы говорят, что человек, увидевший эту змею, должен разбогатеть.

Мы ночевали недалеко от разоренной деревни убитого вождя Мпангуэ. Это – красивое место: впереди протекает Замбези, сзади – обширные сады и огороды, окаймленные полукругом холмов, переходящих в высокие горы. Наша тропа проходила слева от этих гор и пересекала несколько речек, видимо, летом не пересыхающих; между прочим, Село-лэ, вероятно, протекает мимо высокого пика Чиарапела. На берегах этих речек часто попадаются человеческие жилища, но эти места едва ли можно назвать населенными.

Количество дичи возрастает с каждым днем. Чтобы показать, каких животных можно встретить там, где не живет человек и где нет огнестрельного оружия, перечислим то, что случалось нам видеть. Утром 3 июля на расстоянии 50 ярдов от того места, где мы спали, прошло стадо слонов, направлявшееся к реке по высохшему руслу. Выступив в путь немного раньше остальных, мы натолкнулись на большие стаи цесарок, – убили столько, сколько нужно на обед или завтра на завтрак, и оставляли на дороге, чтобы повар и его товарищи, следующие за нами, их подобрали. Дальше наш путь пересекли три породы куропаток, и взлетели с громким шумом крыльев сотни горлиц. Дикая птица представлена в этом районе цесарками, куропатками, утками, гусями и горлицами. На рассвете стадо палла, похожее на овечью отару, позволило головному нашей длинной вереницы подойти на расстояние 50 ярдов; так как у нас было мясо, мы позволили им спокойно отбежать рысцой без всякого урона. Вскоре мы натолкнулись на стадо водяных козлов, более темных, чем те, которые водятся в приморских районах, и с более сухим мясом. Они смотрели на нас, а мы на них; дальше мы встретили стадо антилоп-куду, возглавлявшееся самцом с великолепными рогами и спешившее к сухим склонам гор. Мы перестали убивать антилоп, так как наши люди ели так много мяса, что разжирели и избаловались. Они говорят, что не хотят больше есть оленину – она такая сухая и безвкусная, – и спрашивают нас, почему мы не даем им дроби для стрельбы по более сочным цесаркам.