Пангола – сын, или вассал, Мпенде. Мпенде и Сандиа – единственные независимые вожди от Кебрабасы до Зумбо и принадлежат к племени манганджа.
Местность к северу от гор, которые видны здесь с Замбези, называется Сенга, а ее жители – осенга, или басенга, но все они, по-видимому, принадлежат к одному семейству племен, как и остальные манганджа и марави. Раньше все манганджа были объединены под властью своего великого вождя Унди, царство которого простиралось от озера Ширва до реки Луангвы. Но после смерти Унди оно распалось, и значительную часть его, расположенную на Замбези, захватили их могущественные южные соседи, баньяи. Такова была судьба всех африканских государств с незапамятных времен. Появляется вождь со способностями, превышающими обычные, и, покорив своих менее могущественных соседей, основывает государство, которым он управляет более или менее мудро, пока не умрет. Его преемник, не обладая талантами победителя, не может удержать власть, некоторые из более способных подчиненных ему вождей завоевывают самостоятельность, и через несколько лет от этого государства остается одно воспоминание. Это обстоятельство, которое можно считать нормальным для африканского общества, порождает частые и опустошительные войны, и народ напрасно жаждет власти, которая позволила бы всем жить в мире и спокойствии. С этой точки зрения европейская колония рассматривалась бы туземцами как благодеяние по сравнению с Внутренней тропической Африкой. Вокруг нее охотно поселились бы тысячи трудолюбивых туземцев и стали бы мирно заниматься сельским хозяйством и торговлей, которые они так любят.
Манганджа на Замбези, как и их соотечественники на Шире, любят сельское хозяйство; кроме обычных пищевых продуктов, они производят табак и хлопок в количествах, превышающих их потребности. На вопрос: «Станут ли они работать на европейцев?» – может быть получен утвердительный ответ, если европейцы будут принадлежать к классу, могущему платить за труд соответствующую цену, а не будут авантюристами, которые сами ищут работы. Все население, начиная от владений Сандиа и до владений Панголы, хорошо одето; мы заметили, что все ткани – местного изготовления, продукт их собственных ткацких станков. В Сенге добывается из руды много железа, которое очень искусно обрабатывается.
Как обычно во время посещения деревни вооруженными чужестранцами, Пангола ночевал это время в одном из отдаленных селений. Никто никогда не знает или, по крайней мере, не скажет, где спит вождь. На другое утро он не пришел, и мы тронулись в путь. Но через несколько минут мы увидели жаждущего винтовки вождя с несколькими вооруженными людьми. Прежде чем встретиться с нами, он сошел с тропы и выстроил свою «свиту» под деревом, надеясь, что мы остановимся и таким образом дадим ему возможность снова приставать к нам. Но нам все это надоело, и мы продолжали свой путь, не останавливаясь. Он был, по-видимому, ошеломлен этим и едва верил своим глазам. Несколько секунд он молчал, потом опомнился настолько, что мог произнести: «Вы проходите мимо Панголы; разве вы не видите Панголу?» В это время мимо него проходил со своим ослом Мбиа. Он очень гордился своим небольшим запасом английских слов и всегда готов был его проверить; поэтому он крикнул в ответ: «Ладно! Так проходи!» Этот Пангола приставал бы к торговцу и мучил бы его угрозами до тех пор, пока не добился бы своего.
26 июня мы позавтракали в Зумбо, на левом берегу Луангвы, недалеко от развалин нескольких древних португальских домов. Луангва была слишком глубока для того, чтобы перейти через нее вброд, а каноэ на нашей стороне не было. Увидев на противоположном берегу около недавно построенных хижин двух метисов из Тете два небольших каноэ, мы остановились в ожидании перевозчиков. Судя по их движениям, они были мертвецки пьяны. У нас было непромокаемое пальто, из которого, надув его, можно было сделать маленькую лодку; в ней мы послали Мантланьяне на противоположный берег. Тогда трое полупьяных невольников привели нам утлые каноэ, которые мы поручили нашим собственным людям, образовав из них команды. Сразу можно было перевезти только пять человек; после четырех путешествий невольники стали требовать выпивки. Не получив желаемого, так как у нас спиртного не было, они стали нахальны и заявили, что больше ни один человек сегодня не переправится. Сининьяне как раз уговаривал их, когда один из этого трио прицелился в него из мушкета. Ружье было моментально выбито у него из рук, на его спину обрушился град ударов, и он невольно нырнул в реку. На берег он выбрался печальным и трезвым человеком, и все трое с быстротою молнии сменили свою нахальную важность на рабскую покорность. Оказалось, что в мушкете был громадный заряд, и нашего человека разнесло бы на куски, если бы не проворство его товарищей, с которым они свершили правосудие в этой беззаконной стране. К восьми часам вечера мы все были благополучно переправлены на тот берег.