Археологи сходятся на мысли, что доисторические европейские общества прошли различные экономические фазы начиная от соби­рательства в мезолитическую эпоху и кончая организованным зем­леделием в эпоху неолита.

Но подобные рассуждения нас не слишком интересуют, ибо, как мы уже заметили, нам ничего или почти ничего неизвестно об этих популяциях. Были ли они субстратом, за краткое время поко­ренным индоевропейскими захватчиками, были ли они истреблены или ассимилированы, в любом случае от них остались лишь на­скальные изображения, кое-какие «скульптуры» и, в основном, из­делия из камня или керамика.

Мы упоминали также и о том, что не существовало такого яв­ления, которое принято называть общим «доисторическим индоев­ропейским периодом». Повсюду, где происходили индоевропейские вторжения, они означали конец каменного века и начало века меди и бронзы, что соответствует первой половине второго тысячелетия до нашей эры. Золотой век кельтов относится, стало быть, к протоисто­рии, и границы этого века в археологической хронологии еще весьма расплывчаты и даже варьируются от одних раскопок к другим. Ино­гда конец I века до н. э. определяли как «ранний галло-римский пе­риод», и, как всякий ранний период, он содержал много пережитков. Проблема так или иначе решается, когда мы констатируем, что чем шире и точнее исследования, тем более древнее и существенное по­ложение занимают кельты в археологии Западной, Центральной, Дунайской и Балканской Европы.

Вот почему часто предпочитают говорить о «протокельтах», причем термин этот свидетельствует не столько о фактах, сколько о нехватке документации и издержках методологии. Но, быть может, мы вправе отнести их к носителям «древнеямной» культуры? Впол­не возможно, но назначение этого термина волей-неволей приходит­ся сузить, поскольку он предполагает некий процесс формирования, не подтвержденный никакими археологическими или лингвистиче­скими данными. Доттен, скептический по натуре и мало склонный к оригинальным гипотезам, в своем учебнике прямо говорит о «кель­тах бронзового века», а такой крупный археолог, как Анри Юбер, которому мы обязаны единственной попыткой синтеза в этой облас­ти, потратил впустую немало времени, стараясь отыскать в Галлии лингвистические или топонимические следы первого кельтского вторжения, нашествия гойделов в эпоху бронзы: следы гойделов (слова с начальной основой на к — а не на р-, как в галльском и бритт — ском) столь немногочисленны и незначительны, что из них нельзя вывести никакого этнологического заключения. Они доказывают только лингвистическую эволюцию кельтских языков, а не смену населения. Не следует ли, наконец, упомянуть галльский теоним Pritona, вариант от Ritona, который, возможно, был именем божест­ва перехода или брода? Нужно ли считать, что Pritona — это индоев­ропейская «протокельтская» форма по сравнению с Ritona, класси­ческой кельтской формой с ожидаемым падением начального индо­европейского р-1

Что касается археологии, у филологов и археологов есть еще одна общая черта. Филологи, не нуждающиеся в точных датах из-за своей работы с относительной хронологией, иногда «омолаживают» древние факты, потому что написание всегда запаздывает по срав­нению с фонетической эволюцией. Археологи, которые занимаются типологическим исследованием в основном металлических объектов (фибул и мечей, наконечников копий, щитов, шлемов и т. д.), еще более усугубляют эту тенденцию и «омолаживают» кельтов в соот­ветствии с переселениями, засвидетельствованными античными ис­ториками. Кельты, согласно таким археологам, появляются в 500 или 300 г. до н. э., а культура Галынтатт является докельтской. Мало — помалу Галлия была кельтизирована всего за двести лет до походов Цезаря, и кельты никогда не появлялись в Аквитании и Арморике. Все это так же абсурдно, как этнографические теории Томаса О’Рахилли, который писал о появлении гойделов в Ирландии к 100 г. до н. э. Для ясности скажем, что присутствие кельтов в Европе ста­новится очевидным приблизительно с 1000 г. до н. э., и вполне воз­можно в течение предыдущих пятисот лет. Кельты — это народ ве­ка металлов.