Исчерпав континентальные источники, или, скорее, попытав­шись понять, что они нам могут дать, следует обратиться к кельт­скому островному миру, то есть к Великобритании и Ирландии. Ро­манизация Британии между I и V веками была поверхностной. Она никогда не охватывала весь остров, и, хотя она оставила многочис­ленные и стойкие следы, латынь никогда не была там разговорным языком. Она исчезла вместе с уходом римских легионов в начале V в. Что же касается Ирландии, то на нее не ступала нога римского солдата, а латинское влияние осуществлялось там только через британское посредство и стало ощутимым лишь с принятием христиан­ства, которое принесло туда не разговорную латынь, а церковный ее вариант, язык литургии и письменной культуры. Ирландская латынь, которая была разговорным языком только для клириков, называется «гибернийской», это особый язык, полный гойделизмов, метафори­ческих и других необычных речевых оборотов.

Ирландцы не пострадали от Volkerwanderungen или «великого переселения народов» в конце эпохи Римской империи. Набеги на Ирландию начались гораздо позже, в конце VIII в., и осуществляли их скандинавы, сначала норвежцы, а затем датчане. Ирландские мо­нахи успели сыграть свою роль в каролингском возрождении и соз­дать литературу на ирландском языке. Таким образом, в силу стран­ного парадокса, христианизация Ирландии оказалась историческим событием, способствовавшим сохранению дохристианских мифоло­гических пластов.

Различают две группы островных источников, соответственно ирландскую и валлийскую. Валлийские тексты, и в частности четыре ветви «Мабиноги», тесно сплетены с «Материей Британии», вызы­вавшей восхищение христианского средневековья начиная с XII ве­ка. Рассказы эти совершенно соответствуют стилю рыцарских рома­нов, отвечавших уже сформированным литературным вкусам то­гдашних читателей. Ирландские же тексты являются куда более древними не столько по датам их переписки, сколько по самой своей фактуре и отсутствию всякой заботы о композиции и стиле. Они описывают уровень цивилизации несравненно более архаичной, не­жели та, в которой они были закреплены в письменном виде. Публи­куемые в буквальных переводах, без пояснений, они наверняка спо­собны поставить в тупик современных читателей.

А. Возражения и проблемы метода.

Здесь следует, однако, ответить на возражения, высказываемые относительно использования островных источников.

— Было бы нелегко сблизить исторические данные, восхо­дящие к античности, с текстами, написанными по большей час­ти не ранее ХП-го века.

Подобный аргумент не принимает во внимание бросающуюся в глаза архаику ирландских текстов. Когда в них идет речь об оружии или иных предметах из бронзы, нельзя не задаться вопросом об их реальном возрасте. Не жили ли здесь кельты уже в бронзовом веке? В большинстве случаев язык этих текстов гораздо древнее времени их записи, а если он и успел обновиться с помощью недавней пере­писки, в нем, тем не менее, сохраняются следы древних форм или слов. И уж во всяком случае их мифологическая основа представля­ется куда более древней, чем сам язык. Поэтому сплошь да рядом оказывается, что текст, переписанный в XII или XII вв., был записан первоначально в VII или VIII вв. Это особенно ощутимо в юридиче­ских текстах, архаика которых была сохранена из-за не столь давней христианизации, и не так бросается в глаза в мифологических и эпи­ческих текстах. Но надо учесть, что и переписаны последние были позже, поскольку для филидов, или поэтов, они представляли инте­рес только как тексты легендарного или псевдоисторического харак­тера. Когда Жорж Доттен замечает, что религиозные представления кельтов эпохи ирландского средневековья весьма отличались от воз­зрений галлов эпохи Цезаря, с его замечаниями нельзя не согласить­ся. Но переписчики не склонны были присваивать себе положения давно угасшей традиции, содержащиеся в мифологических текстах. Для них Дагда, Этайн, Кухулин и король Конхобар были всего лишь героями или образами ирландской истории. Средневековые ирланд­ские тексты были устными преданиями (scela), зафиксированными письменностью. Они не принадлежали ни к какой литературе, и были христианизированы один единственный раз, что и определило особенности передачи текстов и отсутствие упоминаний о католиче­ском чистилище, появившемся только к XII веку, уже после их изна­чальной письменной фиксации. Следует также избегать использова­ния по отношению к ним шведского слова saga, которое использует­ся в скандинавских литературах, и, так же как немецкое Sage, озна­чает "легенда".

— Труднодоступны эти данные еще и потому, что древне — ирландский язык сложен и малоизвестен.

Любой лингвист ответит, что каждый язык, даже мандаринский китайский язык, сам по себе по-настоящему не сложен. Трудность заключается не в том, чтобы понять или выучить язык, а в том, что­бы привыкнуть к синтаксису и морфологии, и особенно к другой системе мышления. Но если рассмотреть другие языки, древнеанг­лийский, древневерхненемецкий, древнеисландский, греческий го­меровского периода и ведийский санскрит тоже не принадлежат к числу языков, которые можно изучить, пользуясь элементарными учебниками для начальной школы. Этот факт не специфичен для од­них только кельтских языков, здесь все зависит в первую очередь от методики преподавания и способностей личного усвоения.

— Неупорядоченный характер кельтских данных слишком разителен, чтобы можно было осуществить их рациональную классификацию.

Спору нет: с первого взгляда трудно не запутаться в переплете­нии тем, схем, мотивов и различных версий или редакций какого — нибудь сюжета. Однако можно сказать то же самое, если не больше, о греческой мифологии. Так что иной раз трудно удержаться от уп­река в адрес ирландских филидов («поэтов»): почему это они не по­трудились составить по всем этим вопросам руководство, сообраз­ное с теориями и знаниями нашего века (хотя на самом деле те ста­рались как могли!). Трудность здесь та же, с какой сталкивается вся­кий непосвященный, проникающий в неведомую для него область. Кельтская же область, здраво рассуждая, не сложнее и не проще лю­бого другого поля исследований, хотя и таит свои особые проблемы. Мы еще увидим, что, не будучи рьяными приверженцами порядка, древние ирландцы тем не менее уделяли большое внимание много­численным теоретическим классификациям и что, обратив доста­точное внимание на типологию некоторых мифических или мифоло­гических персонажей, мы сможем без труда в них ориентироваться.

Таким образом, речь идет не о преувеличении главных и побоч­ных неудобств ирландского материала, а о разумном его использо­вании. Подходя к проблемам методики с толикой здравого смысла, можно без труда разрешить все возникающие здесь трудности. Со­поставление в исследованиях по кельтологии является насущной не­обходимостью: сопоставление не только двух географических ареа­лов, но и двух эпох, целью которого следует считать осмысление ве­роятной преемственности традиции, обнаружение ментальной структуры или ее сохранившихся следов. Особенно не хватает при­вычки к сравнению, в том виде, как мы его определили выше (стр. 42-44).

В. Классификация.

Согласно современной классификации средневековая ирланд­ская литература включает в себя:

Мифологический цикл: его основным текстом является Cath Maighe Tuireadh («Битва при Маг Туред»), известная в трех вариан­тах. Она повествует о мифической предыстории Ирландии и о битве богов, или Tuatha De Danann (Племен богини Дану) с местными ир­ландскими демонами, фоморами. Другим важным мифологическим текстом можно считать Tochmarc Etaine («Сватовство к Этайн»), из­вестное в пяти вариантах, пятый из которых носит особое название — Altrom Tige Da Medar («Воспитание в Доме Двух Чаш»), В нем рас­сказывается о похождениях Этайн, верховной богини и аллегориче­ской персонификации Ирландии, поделенной между Иным Миром и миром земным. Продолжением мифологического цикла служит се­рия Immrama («Плавания»), В них сообщается о заокеанских путе­шествиях к волшебным островам, над которыми не властно время, где женщины прекрасны и очаровательны, где люди остаются вечно юными. Названия этих островов разнообразны и многозначительны:

Tir па nOg «Земля юных», Mag Мог «Великая Долина», Tir па шВёо «Земля живых», Mag Meld «Долина Наслаждений».

Все эти рассказы о плаваниях, которые можно определить как настоящие «инициатические путешествия», были христианизирова­ны в большей степени, чем остальные части цикла.

Героический Уладский цикл или Цикл Красной Ветви. Это

Самый интересный и разнообразный цикл: его персонажи — архетип героя Кухулин; правитель уладов, щедрый и добродетельный король Конхобар; король в изгнании Фергус; охотник за головами Коналл Кернах; королева Медб и ее муж, король Айлиль, правители Кон­нахта — переживают многочисленные приключения и отличаются несложными и сильно типизированными характерами. Самое про­странное и самое примечательное повествование этого цикла, Tain

Bo Cualnge («Похищение быка из Куальнге»), много раз переписы­валось в различных вариантах в течение XI и XII вв. Во многих от­ношениях «Похищение» сравнимо с «Илиадой». Боги в нем посто­янно вмешиваются в действия героев, а обрисованное там общество является наиболее древним из всех, какие мы только можем себе представить, и принадлежит, скорее всего, к галынтаттской или ла — тенской эпохе.

Цикл Финна, иногда ошибочно называемый оссиановым циклом. Он самый недавний из всех и подвергался неоднократным переработкам. В противоположность Уладскому циклу, сгруппиро­ванному вокруг фигуры Кухулина, он повествует о бесчисленных приключениях «шайки» воителей, фениев, руководимых их вождем Финном («Белый») и его сыном Ойсином («Олененок»), Этот цикл, мифологической ценностью которого не стоит пренебрегать, хотя она и несравнима с ценностью прочих циклов, в конце XVIII в. по­служил основой для литературных подделок Макферсона. Их успех обусловлен тем, что персонажи этого цикла в фольклоре Ирландии и Шотландии сохранились лучше, чем герои Уладского цикла.

Исторический цикл, называемый иногда циклом королей. К

Нему относят обычно все ирландские хроники, которые являются произведениями вполне легендарного и псевдоисторического харак­тера. Главное среди них — обширная компиляция, озаглавленная Lebor Gabala Ёгепп («Книга взятия Ирландии»), Описанные в ней события начинаются во времена потопа, затем следует рассказ о пя — ти мифических племенах, последовательно захватывавших страну:

То были потомки Партолона, Немеда, Фир Болт, Племена богини

G

Дану и, наконец, сыновья Миля или гойделы. Далее, к этому циклу присоединяют повести о королях Ирландии, сроки правления кото­рых разные анналы датируют промежутком между III веком до н. э. и приблизительно 1000 г. И все-таки во всех этих преданиях несрав­ненно больше мифологии, чем истории.

В качестве краткого пояснения следует добавить, что эта впол­не современная классификация ни в коей мере не соответствует той, которой пользовались средневековые ирландцы, распределявшие свои произведения по жанрам (похищения, осады, любовные исто­рии, сватовства, захваты, смерти, переселения, охоты, изгнания и т. д.). С интересующей нас точки зрения ни та, ни другая не являются обязательными: в эпическом Уладском цикле почти столько же ми­фологических мотивов, сколько эпопеи в мифологическом цикле, персонажи обоих ведут себя почти одинаково. Но ни одно исследо­вание не может обойтись без классификации материалов или тем, которым оно посвящено. Скажем, однако, что наиболее интересую­щие нас тексты относятся к мифологическому и Уладскому циклам.

В сравнении с ирландской литературой, представляющей из се­бя письменное продолжение устной традиции, мифологические чер­ты валлийской литературы обозначены куда менее отчетливо. Менее древняя и более разработанная, нежели ирландская проза, она зна­менует собой переход от простого кельтского повествования к сказ-

8 В общепринятой классификации «Книга взятия Ирландии» относится к мифологическому цик­лу-Г. Б.

Ке или роману, сообразующемуся со вкусами феодального средневе­ковья.

Наиболее значительные произведения таковы: Четыре ветви «Мабиноги», называемые также во множествен­ном числе «Мабиногион» (от mabinog «ученик»; слово это, без вся­кого сомнения, относится к устному обучению придворных поэтов, последнему следу дохристианской традиции). Самая известная ру­копись «Мабиногиона», Llyfr Coch Hergest («Красная книга из Хер- геста») (и в дополнение Llyfr Gwyn Rhydderch «Белая книга Ридер — ха»), датируется XIII в., но представляет собой текст XII или даже XI в. Эти четыре ветви, носящие названия Пуйлл, владыка Диведа, Бранвен, дочь Лира, Маиавидаи, сын Лира, Мат, сын Матонуи, составляют, собственно говоря, бриттский «мифологический цикл». Мифологическое родство Ирландии и Уэльса общепризнанно, счи­тается также, что оно возникает благодаря валлийским заимствова­ниям. Но заимствования — это слишком простое объяснение, которое должно быть отвергнуто, поскольку замеченные нами сходства по­зволяют думать об общих истоках, замаскированных разной трак­товкой. Уэльс, защищавший свой язык, неизбежно сохранил также отчетливые следы мифологии в литературных сюжетах.

Артуровский цикл, приблизительно подобный ирландскому Уладскому циклу. Легендарный король Артур занимает в нем место короля Конхобара, а его племянник Гуалхмаи (Гавейн французских артуровских романов) — место Кухулина. Персонажи не так прими­тивны, как герои ирландских текстов, и не требуется тщательного изучения, чтобы обнаружить в них почти идентичные черты. Их внешний лоск можно объяснить французским влиянием. Фактура всего цикла куда более литературна, чем ткань «Мабиногиона»: это уже не дословное следование устной традиции, а тщательно разра­ботанная редакция, произведение утонченных поэтов и прозаиков, заботящихся о стиле изложения. Именно в этих повествованиях («Ллид и Ллевелис», «Килух и Олуэн», «Сон Ронабуи», «Сон Мак — сена Вледига», «Оуэн и Ллинет», «Передир, сын Эвраука», «Герейнт и Энид») следует искать истоки «Материи Британии». Разница меж­ду этой «материей» и ее кельтскими источниками состоит лишь в том, что французские, англо-норманнские и немецкие подражатели не имели ни малейшего понятия о мифологической ценности ис­пользуемого ими материала, потому что им было достаточно заим­ствовать литературные сюжеты. Артуровская легенда отлично ил­люстрирует переход от мифа к роману.

Можно упомянуть еще гномическую и агиографическую лите­ратуру Ирландии и Уэльса (агиография была также единственной древней литературой Бретани на латинском языке, и она может пре­поднести много сюрпризов). Однако литература эта весьма неравно­ценна. Наряду с немногими оригинальными произведениями, преоб­ладающее место в ней занимают компиляции или даже простые пе­реводы и адаптации иноязычных произведений: трактаты по исто­рии, этимологии, правоведению и медицине (переводы иностранных работ), словари, грамматики, жития святых и различные сборники, словом, почти все то, что соотносится с культурной деятельностью человека. Это наследие насчитывает тысячи страниц стихов и прозы, оно не издано целиком, а о его переводах и говорить не стоит. Корн — ская и бретонская литературы могут быть упомянуты лишь мимохо­дом. Начиная с XVI в. они ограничиваются только назидательными и душеполезными сочинениями. Но даже и в этих областях, не пред­ставляющих для нас никакого интереса, корнская литература не по­родила ничего стоящего. Литературные произведения на бретон­ском, созданные ранее XIX в., являются редкими исключениями. Однако эта ситуация отнюдь не освобождает от изучения средневе­ковых бретонских текстов, без которых остается несовершенным восприятие средневековых кельтских языков. Самобытность бретон­ского языка, по крайней мере для лингвистов, состоит в том, что он сумел просуществовать целое тысячелетие как почти исключительно устный язык в тесном симбиозе с французским, из которого он со­хранил целый ряд средневековых заимствований, вышедших из употребления в самом французском.