Как психиатр я задумался над проблемой применения лечебного голодания в психиатрии.
Я видел, как больные шизофренией в кататоническом ступоре отказываются от пищи, как под влиянием бредовых идей или галлюцинаций пациенты сопротивляются, когда их кормят. Наблюдал я и практику насильственного кормления, к которой прибегают обычно психиатры, когда больные отказываются от пищи. А не было ли это инстинктивной охранительной реакцией больного организма?
Анализируя методы лечения, применяющиеся в психиатрии, я сравнивал их с предполагаемым действием разгрузочно-диетической терапии. Шизофрению лечат часто методом шока (электрошоки, инсулиновые шоки). Что происходит при этом? Резкие изменения в биохимии клеток мозга. Но ведь голодание в период ацидотического криза также вызывает биохимические изменения в клетках, но более мягко — тут "внутренний врач" сам заботится о приведении структур в наиболее естественное, здоровое состояние. Значит, с этой стороны можно ожидать положительного эффекта.
Касаясь принципа лечения больных шизофренией, И. П. Павлов подчеркивал, что им "нужен покой" — главнейший терапевтический прием против болезненного процесса. В поисках метода создания такого покоя медики пришли к лечению сном, к искусственно созданному охранительному торможению. Но ведь переход организма на внутреннее питание предоставляет прекрасный покой всей нервной системе, следовательно, и здесь оно должно действовать так же, как охранительное торможение.
Итак, метод голодания сочетает в себе две противоположности — встряску и торможение. В этом и надо искать решение поставленных нами задач.
Доказывая целесообразность проведения лечебного голодания при шизофрении, я в то время еще не знал, конечно, ни того, какие формы этой болезни будут легче поддаваться лечению, ни того, как особенности заболевания станут влиять на процесс голодания и как последний отразится на заболевании. Все это пришло позднее.
Начал я лечение голоданием психически больных в 1948 году в психиатрической клинике им. Корсакова 1-го Московского медицинского института с разрешения академика Михаила Осиповича Гуревича.
Взял сначала на лечение, с согласия родственников, троих больных (сами они не сознавали себя больными). Первый — полковник, 60 лет, находился в состоянии тревоги, беспокойства, постоянно думал, что и его и всю семью должны уничтожить; плохо спал по ночам, стонал. Второй больной — офицер, страдающий шизофренией с бредом преследования. Третья больная — растерянная, не ориентированная во времени и пространстве, не узнавала своих близких, была в состоянии нерезковыраженного возбуждения.
Надо сказать, что "первый блин вышел комом". Как ярко сохранились в памяти эти первые мои неудачи!
Вот полковник… Он сидел, как-то странно нахохлившись, напоминая сердитую больную птицу. Молчал. К тому, что прекратили давать еду, отнесся совершенно равнодушно. Заставить же его выйти на прогулку, провести необходимые процедуры было невозможно: он сопротивлялся так активно, что требовалось применять физическое воздействие. Это была первая неудача, которая сразу вызвала неодобрение в клинике. Персонал осуждал "применение насилия", меня укоряли за "бессмысленные" требования, даже обвиняли в "издевательстве над человеком".
Второй больной, наоборот, бранился, кричал, требовал пищи. Другие больные начали волноваться. Однажды, на 7-й день голодания, во время прогулки он вырвался от врача, побежал в буфет, схватил хлеб, стал жадно поглощать его. Больные были сняты с лечения голодом — администрация клиники испугалась последствий.
Так бы на неудаче, может быть, и кончились мои первые опыты. Кончились осуждением. Да и сам я мучился сомнениями… И все же мне казалось, что я должен пробовать еще. Меня поддерживали академик М. О. Гуревич и профессор И. В. Стрельчук. Они помогли мне возобновить опыты в другой психиатрической больнице.
Там были отобраны несколько больных молодых людей, страдающих шизофренией. Один из них неподвижно лежал в состоянии кататонического ступора, полностью отказывался от пищи, все время молчал. Больной сопротивлялся проведению процедур, однако нам удавалось очищать ему кишечник и выносить на прогулку. И вот первая удача!
После ацидотического криза пациент вдруг заговорил. Кажется, ничему в жизни я так не радовался, как этому не совсем связному бормотанию! Он сказал, что принимать пищу и разговаривать ему запрещали "голоса" (слуховая галлюцинация). Значит, в его мозгу в результате голодания произошли какие-то изменения. Великое павловское учение о целостном организме, о всеобщей связи в нем и в этом случае подтверждалось: воздействие на весь организм отразилось и на работе клеток мозга.
День ото дня больному становилось все лучше. Вот он уже начал самостоятельно вставать, проделывать все процедуры, стал даже понемногу говорить с другими больными. А через месяц мой больной полностью выздоровел. Казалось, произошло чудо! Нет, не чудо, вовсе не чудо. Это был логический результат давно продуманного метода лечения. Теперь я твердо верил в него!
Состояние двух других больных шизофренией (они жаловались на различные неприятные ощущения в теле, их мысли были сосредоточены только на этом) в результате лечения тоже значительно улучшилось. Даже пациент с большой давностью заболевания стал чувствовать себя несколько лучше.
Тогда уже я понял, каким препятствием при лечении людей с нарушенной психикой является то, что они сознают себя здоровыми. Воля к выздоровлению, сознательное отношение к методу разгрузочно-диетической терапии в успехе лечения играют огромную роль. В этом я убедился, сравнивая течение заболевания у соматических больных и наших пациентов.
Следующая "партия" из четырех больных проходила курс в больнице № 3 (бывшей Преображенской психиатрической больнице). У одной больной вскоре после родов появилась депрессия. Считала, что ее должны убить, обвиняла себя в том, что она великая грешница — из-за нее началась война, из-за нее погибли ее брат и мать, говорила, что она обречена на вечные муки. По ночам слышала голос умершей матери.
Больная проголодала 15 дней. С 7-го дня голодания она сделалась спокойнее, перестала слышать голос матери, правильно ориентировалась в пространстве и во времени, приветливо разговаривала с навещавшей ее родственницей, однако большую часть времени стремилась лежать в постели.
На 5-й день восстановления охотно принимала пищу, стала общаться с окружающими больными. В дальнейшем она быстро окрепла физически и была выписана домой в состоянии значительного улучшения.
Больная мечтала о том, что вернется к мужу, ребенку, что ее жизнь наладится. Через месяц после выписки она уехала к себе домой, в Саранск. Однако муж не принял ее, даже не показал ребенка. Это так повлияло на женщину, что психоз вновь обострился, и ее положили в местную психиатрическую больницу…
Вторая больная — молодая женщина, кататоник. Врач-рентгенолог. Опять те же симптомы: полное молчание, отказ от пищи, сопротивление гигиеническим процедурам. Но теперь это уже не пугало меня. Не реагировал я и на замечания по поводу моей "негуманности", "насилия над личностью". Да, все, что требовалось для лечения, мы проделывали насильно, несмотря на сопротивление больной. А на 15-й день голодания она сама стала одеваться после ванны. Правда, упорно молчала, глаза смотрели прямо, в них, казалось, не было ни проблеска мысли. Но вот… я заметил, что она временами как бы просыпается, глаза делаются осмысленными, я даже стал замечать в них интерес к окружающему и подумал: может быть, привычная домашняя обстановка вызовет у нее активность? И верно, когда на 10-й день восстановления отпустили с матерью домой — "на побывку", она сразу же заговорила, стала спрашивать, где ее книги, платья, немного поиграла на пианино. После возвращения в больницу пациентка только односложно отвечала на вопросы, была замкнута и малодоступна. Постепенно, однако, состояние улучшалось; она становилась более контактной и более активной, а через месяц после голодания была выписана в состоянии практического выздоровления.
Третья больная — злобная, постоянно лежала в постели, накрывшись с головой одеялом,- считала, что на нее воздействуют взглядом окружающие люди. Питалась из рук персонала, спрятавшись под одеялом.
В конце месячного голодания пациентка правильно отвечала на вопросы, сообщила данные о своем прошлом, но продолжала утверждать, что окружающие действуют на нее взглядом. В процессе восстановительного питания состояние ее снова ухудшилось и стало таким же, каким было до лечения.,.
О некоторых случаях лечения голоданием больных, страдающих психическими болезнями, я хочу рассказать в этой главе.
Шизофрения… Еще недавно пугающее слово, связанное с представлением о "желтом доме", где бродят бледные тени слабоумных, ушедших от жизни людей. Трагедия личности, трагедия в семье. Тяжелая наследственность, страх за судьбу потомства. Как это все не вяжется с современным представлением о шизофрении. За последние десятилетия терапевтический арсенал психиатрии обогатился множеством совершенно новых в этой области психофармакологических средств, что коренным образом изменило профиль психиатрических больниц. Пребывание в них значительно облегчилось, сроки уменьшились.
Изменился и взгляд на больных шизофренией. Им были возвращены потерянные с болезнью "права" на пребывание в обществе, на сложную трудовую деятельность, на творчество.
Однако, несмотря на успех медикаментозного лечения, стало закрадываться сомнение в его всепобеждающей силе: эффект получался быстрый, но короткий. Организм привыкал к дозировке, его реактивность снижалась, а вследствие этого уменьшались терапевтические возможности дальнейшего лечения этим способом. Больному помогали уже только сильнодействующие дозы, а при длительном применении возникал ряд осложнений и соматических заболеваний.
Начались поиски.
Они привели к мысли взять на вооружение методы, направленные на мобилизацию защитных сил и повышение реактивности организма. А если так, то естественно было использовать для лечения больных шизофренией мощный биологический фактор — голодание с последующим диетическим питанием. Оказалось, что относительно хорошо поддаются лечению дозированным голоданием больные ипохондрической формой шизофрении. Эта форма иногда сочетается с синдромом дисморфофобии. Под словом "синдром" надо понимать группу симптомов, связанных между собой наиболее частыми проявлениями. Слово же "дисморфофобия" означает боязнь или бред физического недостатка, неприятного для окружающих. Больному кажется, что у него уродливая внешность, какие-либо мнимые физические недостатки, или же ему представляется, что от него исходит неприятный запах и т. п.
При этой форме заболевания кругозор больного сужается, его тревожит только состояние здоровья, он интересуется медицинскими вопросами, читает соответствующую литературу, консультируется с врачами различных специальностей, но оспаривает их диагноз, не доверяя им, считая себя более осведомленным. Пациент подозревает у себя тяжкое заболевание, обвиняет окружающих во враждебном отношении к нему; иногда возникает бред преследования.
Обычно после 10 — 15 дней голодания у таких больных затихают бредовые представления, вообще бред теряет свою актуальность. Они включаются в окружающую жизнь, начинают интересоваться судьбой близких.
По окончании восстановительного периода большинство больных выписывается в состоянии практического выздоровления. Они возвращаются к трудовой жизни, но полного, критического отношения к прошлому обычно не наступает: утверждают, что до лечения избегали общества из-за дефектов внешности, а теперь в результате лечения эти дефекты исчезли.
