По сей причине не могу я удовлетворить читателя обстоятельным описанием сего Государства, хотя пребывание наше продолжалось в оном более шести месяцов. Я намерен только рассказать здесь те произшествия, которые нарушали иногда тишину нашего заточения. Большая часть оных не заслуживает особенного внимания; но я не хочу и таковых прейти в молчании; поелику все, относящееся до мало известного Государства, любопытно. Сверх того простое, но верное представление случившагося с нами, может некоторым образом привести прозорливого читателя к общим заключениям.

Не излишним поставляю я упомянуть вопервых о нашем невольничестве и о явной к нам недоверчивости Японцев, не оставляя впрочем в молчании и оказанных Посланнику нашему разных преимуществ, которым не было до того в Японии примера.

Первое доказательство строгой Японцев недоверчивости состояло в том, что они тотчас отобрали у нас весь порох и все ружья, даже и Офицерские охотничьи, из коих некоторые были очень дорогия. После четырех месячной прозьбы позволено было на конец выдать Офмцерам ружья для чищенья, но и то по одиначке; опустив довольное потом время выдали только несколько вместе. Полученные обратно ружья не быв долгое время чищены оказались по большей части испорченными. Впрочем Офицерам оставлены были при них шпаги, каковым снизхождением не пользуются никогда Голландцы. Солдатам предоставили также ружья со штыками, чего Голландцы и требовать не могут, ибо они столько осторожны, что никогда не показываются здесь в военном виде. Всего удивительнее казалось мне то, что Посланнику нашему позволили взять с собою на берег солдат для караула и притом с ружьями. Но сие преимущество допущено с величайшим нехотением. Толмачи всемерно старались несколько дней сряду уговорить Посланника оставить свое требование. Они представляли ему, что оное не только противно их законам; но что и народ возьмет подозрение, увидев вооруженных иностранных солдат на берегу. Такового случая, говорили они, не бывало никогда в Японии. Само правительство подвергнется опасности, если на сие согласится. Видя, что все их представления не могли преклонить Посланника оставить почетной караул свой, просили они его взять по крайней мере половину только солдат. Но он и на сие не согласился. Настояние Японцев, чтоб не иметь вооруженных иностранных солдат в своем Государстве, было, кажется, единственное только справедливое их от нас требование. Ибо между просвещеннейшими нациями Европы иностранные Послы не имеют своего караула. Сие обстоятельство было столь важно, что Нангасакской Губернатор не мог на то решиться сам собою. Более месяца продолжалось от начала сих переговоров до того времени, как позволено Посланнику съехать на берег. Губернатор, вероятно, посылал между тем курьера в Эддо.

По объявлении о сем малом торжестве над Японцами возвращаюсь я опять к унижениям, которые заставляли они чувствовать нас в полной мере. Мы не могли не только съезжать на берег, но и не имели даже позволения ездить на гребных судах своих около корабля в некоем расстоянии. Шестинедельные переговоры могли только склонить наконец Японцев назначить на ближайшем берегу для прогулки нашей место, к чему убеждены они были болезнию Посланника. Место сие находилось на самом краю берега. Оное огородили они с береговой стороны высоким забором из морского тростника. Вся длина его превосходила не многим сто шагов; ширина же не более сорока шагов составляла. С двух сторон стража наблюдала строгое хранение пределов. Все украшение сего места состояло в одном дереве. Никакая травка не зеленела на голых камнях целого пространства. Явно видно, что место сие не соответствовало своему назначению; а потому и оставалось без предназначенного употребления. Для одних Астрономических наблюдений наших, в коих Японцы нам не препятствовали, приносило оно великую пользу. Когда отходило корабельное гребное судно к сему месту, называемому ими Кибач, тогда вдруг флот их в 10 ти или 15 ти судах снимался с якоря и окружив оное со всех сторон провожал туда и обратно.

Средний рейд, или восточной от Папенберга, окружен со всех сторон берегом и столько же безопасен, как и внутренний. Грунт первого надежнее, нежели второго, хотя и не может равняться с грунтом внешнего рейда. К западу оного лежит Папенберг, небольшой остров имеющий едва полмили в окружности, высочайший из всех находящихся островов в заливе и отличающийся особенно тем, что со всех сторон от подошвы до вершины насажден рядами деревьев. Японцы называют его Така-бока-сима. Имя Папенберг дано ему, сказывают, потому, что Католицкие священнослужители низвержены будто бы с горы сей во время истребления Христиан в Японии. К югозападу находятся острова Амиабур, Каяк-сима и Така-сима и несколько далее к югу вышепомянутый пролив, который хотя и ведет в море; но примеченный при югозападных ветрах бурун показывает, что он наполнен камнями, и что проход по оному вероятно затруднителен, а может быть и вовсе невозможен. Впрочем оный служит к тому, что делает средний рейд безопасным. Но чтоб совершенно от всех ветров быть закрыту, надобно становиться на якорь ближе к Папенбергу. Во время тифона в начале Октября сорвало с якорей корабли Голландские, стоявшие на внутреннем рейде, но с Китайскими Ионками, находившимися на среднем рейде того не приключилось, хотя их якори и деревянные, следовательно гораздо хуже якорей Голландских. К югу и востоку лежит правой берег пролива, идущего к городу, на северовостоке город Нангасаки, на севере и северозападе часть левого берега Нангасакского пролива и остров Камино-сима. Глубина, начиная от внешнего рейда до среднего, уменьшается мало по малу от 25 до 17 саженей. При переходе сем не нужно ничего более наблюдать, как только держаться ближе к Папенбергу, нежели к противолежащему берегу; к оному приближаться можно на кабельтов, ибо глубина и в сем расстоянии 18 и 20 саженей. Голландские корабли при отходе своем держались к нему почти на полкабельтова.

На NO 31°, от Папенберга в расстоянии на 1/3 мили лежит малой, плоской, весь лесом покрытой остров, которой называется Носуми-сима, (крысий остров). Он почти одинакой величины с Папенбергом. Сто тридцать сажен далее в том-же направлении находится малая губа Кибач, в коей глубина от 10 до 6 саженей. Сие место во всем Нангасакском заливе есть самое лучшее для починки кораблей, потому что берега внутреннего рейда вообще столько отлоги, что корабль подойти близко не может. На левом берегу губы Кибач отведено было нам для прогулки прежде упомянутое морским тростником огороженное место. Длина оного едва равнялась с длиною корабля нашего, следовательно ни мало не соответствовало оно своему назначению; для астрономических же наблюдений было очень полезным.

Кораблям, приходившим в первой раз в Нангасаки, не советовал бы я останавливаться для Японского судна, выходящего на встречу миль за несколько, но идти прямо на рейд внешний, и даже средний, что учинено может быт без малейшей опасности, а особливо при югозападном мусоне. Помощь Японцев ко входу в залив совсем ненужна. Они задерживают только около двух дней во входе, где при малейшей буре претерпеть можно бедствие. Сверх того надобно будет тогда нанять около ста лодок, которые прибуксировали бы корабль к Папенбергу, что соединено бывает с неудовольствием и потерею многих сот саженей веревок. Ибо Японцы оставляя буксир отрезывают оного по нескольку саженей.

Курс от среднего рейда на внутренний или к городу Нангасаки NO 40°; расстояние 2 1/2 мили; глубина уменьшается мало по малу от 18 до 5 саженей. Точно на половине пути, где пролив шириною едва в 400 саженей, расположены по обеим сторонам Императорские батареи, или лучше сказать караульни. Строений много; но пушки ни одной. Подобные им батареи построены и еще на многих местах по обеим сторонам канала, ширина коего не превосходит 500, в некоторых местах не более 300 саженей. Если бы Японцы разумели укреплять сии батареи по Европейски, тогда Нангасаки был бы неприступным. Но в настоящем его состоянии представляет какое либо Европейское беззащитное приморское местечко. Один фрегат с несколькими бомбардирскими судами может раззорить Нангасаки в несколько часов. Японцы не в состоянии сделать никакого сопротивления, не взирая на многолюдство сего города. На правом берегу близ Императорской караульни, находится губа, наполненная всегда мелкими судами, коей глубина достаточна без сомнения и для больших судов. Подобных сей губе находится и еще несколько по обеим сторонам Нангасакского канала; но первая по своему прекраснейшему местоположению особенно примечательна. Она казалась так же обширнее всех прочих. Мы не могли осмотреть ни одной из них.

Мая, 7 го сделался слабый ветр от SW; тогда поставив все паруса, пошли мы далее внутрь залива. Нашли глубину 100 сажен, уменьшавшуюся потом, мало по малу. В 8 часов пред полуднем, при чистом воздухе и ясном горизонте, увидел я к великой своей досаде, что залив в направлении к SO более и более съуживался. Сим совершенно уверился я в суетности надежды открыть в сем месте проход; но я, не взирая на то, продолжал плыть к SO до тех пор, пока не приметили наконец низменного берега, составляющего предел залива. В сие время найдена глубина 33 сажени, грунт серой мелкой песок; вода в сем месте оказалась пресноватою и легче против воды морской, а посему заключать можно, что в конце залива впадает в него большая река; попадавшиеся нам на встречу многие куски дерева делают сие еще более вероятным. Итак узнав точно, что мы находимся в заливе, приказал я поворотить и держать к северной его оконечности, лежавшей тогда от нас на NO 38°. Посредством наблюдений определена нами широта мыса сего, названного мною мыс Малеспина именем нещастного Гишпанского мореплавателя, 43°,42,15″, а долгота 218°,41,30″. Хотя надежда наша найти здесь проход и оказалась тщетною, однако я не сожалел о потере трех дней, употребленных на обозрение сего залива, и не приминул бы продолжать мои исследования в сем заливе, если бы не сделался ветр от NW, при котором во многие дни не можно было бы выдти опять в море.

Сей великой залив, имеющий направление от NW к SO, простирается во внутренность берега на 60 миль; широта его между оконечностями, при входе лежащими, одна от другой NOtO и SWtW, составляет 42 миль; я назвал его в честь Г. Президента Академии Художеств Графа Строгонова.

Почти чрез весь день, в который пошли мы из залива, продолжался туман и безветрие. К ночи сделался слабой ветр; тогда видя, что течением влекло корабль сильно к северовосточной стороне залива, принуждены были держать на NW. На рассвете пошли мы опять к северовосточному берегу, коего высокие горы, находящиеся за мысом Малеспина, скоро увидели. В сие время открылось также и продолжение берега к северу, где от мыса Мелеспина составляется опять большой залив, которого северозападную оконечность, лежащую под 44°,25,00″ широты и 218°,28,00″ долготы, назвал я именем достойного Виць-Адмирала Шишкова. Берега, окружающие сей залив, гораздо низменнее всех прочих берегов острова Ессо, которые мы пред сим видели; и которые вообще состоять из прерывистых рядов высоких гор, покрытых снегом без всякой особенной в видах перемены. Но в сем заливе одна гора посредственно возвышающагося от низменного при ней берега особенно по виду своему приметна. Она лежит в широте 44°,00″ и 218°,06 долготе, и названа мною именем славного Естествоиспытателя Палласа. Два острова, означенные на карте открытий Россиян под именами Теурире и Яникессири, увидели мы в 10 часов по полуночи, первой на NO 25°; второй на NO 10°. Они лежат почти на W от мыса Шишкова в 10 милях. Оба состоят из камней. Длина как одного, так и другого составляет около 4 х миль, ширина же в половину менее. Яникессери очень низмен; Теурире несколько возвышеннее. У южной оконечности последнего находится большой камень, а на восточной стороне его каменные утесы; на нем видно несколько мелкого леса, восточной же напротив того почти вовсе гол. Теурире лежит в широте 44°,27,45″, и в долготе 218°,43,15″, а Яникессери 44°,28,45″, и 218°,37,45″.

Обошед острова сии при свежем югозападном ветре, начали держать курс опять к SO; поелику думал я, что, может быть, острова сии закрывают пролив. Густой туман препятствовал нам далеко видеть, почему и подошли мы к берегу сколько возможно ближе; в шесть часов вечера находились от оного не далее трех миль. В сем расстоянии найдена глубина 18 сажен, грунт мелкой песок. Во внутренности берега видны были высокие горы. Берег простирался от N к StO. Признаков к открытию прохода нигде не было примечено; однако некоторым из бывших на корабле казалось, что видят углубление берега на NOtO, куда и направили мы потом путь свой: но по осмотрении в близости сего места, не нашлось и здесь никакого прохода. Не желая оставить сию часть берега без подробного осмотрения, лавировали мы чрез всю ночь и весь следующий день. Густой туман скрывал между тем от зрения нашего берег до 11 часов пред полуднем. По рассеянии оного, быв в недальнем расстоянии, могли мы ясно осмотреть часть берега лежащего за вышеупомянутыми островами, и удостоверились, что и в сем месте нет прохода. Не взирая на то, почитал я нужным продолжать плавание к SO, пока не увидели наконец мыса Шишкова и продолжения прерывистого возвышения берега до мыса Малеспина. В сие время показалась нам на NWtN высокая гора, покрытая вся снегом, долженствовавшая находиться на острове, которую признали мы на другой день Пиком де Лангл так названною Лаперузом. После сего, переменив курс от $0 к N, пошли мы между берегом острова Ессо и сею горою.

28–31

Мая 28 го дувший ветр крепкий от WNW преобратился под вечер в бурю. Находясь по счислению в близости Курильских островов, легли мы в дрейф под зарифельным грот-марселем и штормовыми стакселями. Волнение было жестокое и неправильное, что причинило чрезвычайно сильную качку. В полночь ветр несколько утих и отошел к NW. На рассвете увидели мы берега на SO и ONO; но пасмурная погода опять скрыла оные от нашего зрения. В сие время сделался ветр тише столько, что мы могли поставить все паруса. В 8 часов утра усмотрели в недальном расстоянии высокую гору на ONO; почему и начали держать в пролив между сим островом, и другим виденным поутру на SO, которой долженствовал быть двенадцатой, или так называемый Матуа. Пролив между сими островами, согласно с описанием Палласа,[150] совершенно безопасен и имеет в ширину около 30 ти миль; по карте Адмирала Сарычева составляет она только 20 ть миль. Найденная наблюдениями в полдень широта была 48°,2,00″, долгота 207°,7,24″. В сие время находился от нас Пик на NO 68° в расстоянии от 10 до 12 миль. Он есть примечательнейший пункт всей гряды островов; я назвал его Пиком Сарычевым, в честь Вице-Адмирала Сарычева, которой первой определил с величайшею точностию положение острова, на коем стоит сей Пик. По кратковременном безветрии в продолжение которого увлекало корабль много к западу сильным между сими островами течением, сделался слабый ветр от S и принудил оставить Пик Сарычева на SW. Ширина пролива между сим островом и ближайшим от него к N составляет по описанию Палласа 70 миль. Мы нашли скоро, что оная показана весьма несправедливо, и сколь нужно было пройти вблизи опасных островов сих со всевозможною осторожностию. В 12 часов ночи сделался ветр несколько свежее. Мы легли в дрейф. Темная ночь скрывала все от нашего зрения, кроме Пика Сарычева, находившагося тогда от нас на SO в расстоянии около 15 миль. Быв прошедшим вечером в 8 милях от острова Раукоке бросали лот многократно; но 150 саженями достать дна было не можно. В 3 часа утра, в начале рассвета поставив все паруса; велел держать к ONO. Ветр дул от SSO с сильными порывами, с дождем и снегом. Через полчаса увидели мы неожиданно пред собою берег. Ето был высокой остров, малого пространства с плоскою вершиною. Югозападная оконечность оного отличается отдельным холмом, оканчивающимся на краю берега утесом; северозападная же напротив того крутою наклонностию, оканчивающеюся низменностию. Мы обошли остров сей не далее двух миль. Бурун вокруг всего острова весьма велик, приставать к нему, казалось, нигде не возможно. Вокруг его летало бесчисленное множество птиц, вероятно, единственных обитателей сего острова. Он есть десятый, следовательно Муссир называться должен, лежит в широте 48°,16,20″, долготе 206°,45?00″, в 8 ми милях от острова Раукоке прямо на N. Держав курс OtN, ONO и NOtO и при свежем ветре от SO, имея хода около 5 узлов, не полагал я уже более увидеть еще какой либо остров; однако, к немалому нашему после удивлению, усмотрели мы в 11 часов четыре каменные острова, из коих один едва не ровнялся с поверхностию моря. Мы проходили мимо оных в расстоянии около 2 х миль; в полдень находились они от нас на W. В сие время сделался крепкой ветр от OSO; весь горизонт покрывался густыми облаками. Курс вел нас прямо на острова сии, опасность коих нечаянным открытием 4 х] каменных островов мы уже испытали, почему приказал поворотить и лечь на SSO; но течение действовало в сем месте столь сильно, что корабль наш увлекаем был назад к островкам сим. Впрочем как волнение было не велико, ветр крепок, и ход в час по восьми узлов, то ласкал я себя надеждою обойти сии острова. Шесть часов продолжали курс в сей надежде, но наконец усмотрели совершенную невозможность. При сем показался на NO в тумане высокой остров, от коего находились мы очень близко. Шум буруна, произходившего от сильного течения, заставлял нас и без того уже часто помышлять о близости какого либо рифа, не взирая на то, что дна не доставали 150 саженями. Бывшим нам в таковом положении и предвидевшим по всем признакам[151] приближение шторма, не оставалось более ничего, как искать безопасности в Охотском море. Итак убрав паруса, стали мы спускаться под двумя зарифельнными марселями на SW, WSW, W и WtN. Мы не могли не почитать себя после особенно счастливыми, что при сильной буре, ходе от 8 до 9 узлов и мрачной темной погоде, в которую зрение не простиралось и на 50 саженей, не брошены были на какой либо риф или остров, в каком случае кораблекрушение и всеобщая гибель конечно было бы неизбежны. Совершенно неверное означение н

Августа 9 го на рассвете при пасмурной погоде и умеренном О ветре, поставив все паруса, поплыли мы к SW. Я полагал, что северной мыс находился от нас в сем направлении. Берег показался не прежде 9 часов и был тот самой, которой видели мы вчера в тумане на SW от северного мыса. Последней усмотрели мы в 10 часов, но не ясно за туманом. Он лежал на SW 5°; а северозападный мыс в тоже время на SW 5°. Сии обе оконечности были тогда от нас в равном расстоянии, около 15 миль, где глубина найдена 35 саженей, грунт песчаный, они составляют северную сторону Сахалина и достойны особенного примечания. Я назвал оные ЕЛИСАВЕТА и МАРИЯ: да украсятся и процветут сии дикия и бесплодные места именами любезными каждому Россиянину,

Мыс ЕЛИСАВЕТЫ, лежащий в широте 54°,24,30″, долготе 217°,13,30″, высок, каменист и оканчивает цепь гор, простирающихся от него к югу. Он весьма приметен по множеству остроконечных голых камней, около коих не видно нигде ни кустарников, ни малейшей зелени и унижается постепенно к морю. На покатости его стоит малой пик, а на самом краю большой высокой камень, окруженный малыми. Имея сей мыс на W, представляется он в весьма сходственном виде с южною Камчатскою оконечностию или мысом Лопаткою; но только выше сего последнего. На западной стороне его выдается оконечность, которая составляет с ним малой вовсе открытой с моря залив.

Мыс МАРИИ, лежащий в широте 54°,17,30″, долготе 217°,42,15″, ниже мыса ЕЛИСАВЕТЫ. Он состоит из немногих холмов, почти одинакой высоты, а потому и имеет вид ровной возвышенности, склоняющейся постепенно к морю, где оканчивается утесом, от коего простирается опасный риф к NO. Великой бурун, видный в том же направлении, доказывает, что риф сей идет под водою далеко в море. У сего мыса течение столь сильно, что может преодолено быть только при свежем ветре; почему осторожность требует не подходить к нему близко: в противном случае, если сделается нечаянно ветр от NW, можно легко подвергнуться опасности; потому что нельзя не полагать, чтобы риф не шел и еще гораздо далее, нежели как то мы приметили. Холмы, стоящие близ северозападной оконечности Сахалина, также и вся вышеупомянутая равнина покрывались прекраснейшею зеленью, придававшею месту сему вид гораздо приятнейший, нежели каковой имеют окружности северного мыса, состоящие по большей части из голых каменных утесов.

Между мысами ЕЛИСАВЕТЫ и МАРИИ находится великой залив, углубляющийся довольно во внутренность берега. Берега залива по большей части высоты умеренной, а в некоторых местах столь низменны, что мы с великою уверенностию надеялись найти здесь скрывавшееся от нас хорошее якорное место, В таковой надежде пошли мы в сей залив; однако, приближившись к берегу, усмотрели, что мы обманулись с своем чаянии. Залив сей повсюду окружен низменностями. При сем увидели мы в близости югозападного берега у подошв гор прелестнейшую долину, и на оной селение, состоявшее по нашему щету из 27 ми домов. 35 человек сидели на берегу рядом. Это были первые жители Сахалина, которых нашли мы в сие плавание. Я послал Лейтенанта Левенштерна на берег для получения известий о сих людях и о стране, в коей они обитают. Полагая, что сюда переселились Татары с противулежащего берега Азии, приказал я Г-ну Левенштерну не удаляться по выходе на берег далеко от оного, и при малейших подозрительных признаках назад уехать. Гг. Горнер и Тилезиус, отправилися также с ним в два часа по полудни. Корабль лежал между тем в дрейфе, в расстоянии на 1 1/2 мили от берега. Глубина, уменьшавшаяся весьма правильно, найдена 9 саженей; до одиннадцати сажен грунт вообще каменистый, а потом мелкой песок.

Через полчаса по отъезде пристало гребное судно к берегу против селения. Близкое расстояние позволяло нам наблюдать верно все движения обеих сторон. Островитяне, казалось, приняли наших хотя и не враждебно, однакож и не весьма приязненно. Гребное судно возвратилось в 4 часа со следующим известием: по приближении оного к берегу встретили приехавших три человека, которые, судя по одеянию, долженствовали быть начальниками. Каждой из них имел в руке лисью шкуру, коею махал по воздуху и кричал так крепко, что и на корабле было очень слышно. Приехавшие вышли между тем на берег. Их обнимали сии три человека с изъявлением усердия; но далее идти, казалось, некоторым образом препятствовали. В то же самое время подходили к ним прочие жители селения. Каждый из них имел при себе кинжал, а начальники сабли, что возбуждало в наших подозрение. Г. Левенштерн возвратился немедленно со своими товарищами опять на шлюпку и отъехал. Он приставал потом в другом месте несколько севернее от прежнего, и нашел там недалеко от берега за малою возвышенностию озеро, простирающееся далеко во внутренность острова. Г. Левенштерн видел жителей селения только несколько минут, но не взирая на то, заключил но наружному их виду справедливо, что они не одинакого происхождения с Аинами, обитателями южной стороны Сахалина, хотя по большей часта одеты были в парки также как и последние. Начальники имели на себе платье пестрое, шелковое; да и многие из прочих верхнее шелковое же весьма разноцветное. Мы не сомневались нимало признать людей сих Татарами, в чем через несколько дней после, познакомившись с жителями другого близкого к сему селения, удостоверились действительно, как то ниже объявлено будет.

At the root of this tree lies the body

Of Captain Charles Clerke, who

Succeeded to the Command of His

Britannic Majesty’s Ships the

Resolution and Discovery, on

The death of Captain James

Cook, who was unfortunetely

Killed by the natives at an

Island in the South Sea, on

The 14 of February in the year

1779, and died at sea of a

Lingering Consumption the 22d

Of August in the same year, aged 38

Copie sur l’inscription angloise par ordre de Mr. le Comte de la Perouse,

Chef d’Escadre en 1787.[166]

Гробница Капитана Клерка в Петропавловске

Сей медный лист Лаперуз приказал прибить гвоздями на гробнице, сделанной из дерева. Мы нашли его в целости, не взирая на то, что он пропадал два раза. Деревянная гробница не обещала прочности. Время повредило ее столько, что она могла бы простоять не многие годы.[167] Итак нужно было воздвигнуть надежнейший памятник сопутнику Кука. При перерывании места долго искали мы гроба Делиль-де ла Кроера, наконец нашли оной в нескольких шагах от гробницы Клерковой.[168] Итак память сих, в истории мореплавания особенно отличных двух мужей, можно было сохранить одним монументом. На сей конец в близости многолетнего дерева, дабы не удалиться от начального гробницы места, сделана нами на твердом основании деревянная пирамида. На одной стороне оной прибили мы медной лист Лаперузов, на другой живонаписанный Г. Тиллезиусом герб Клерка,[169] а на трешей следующую надпись на Российском языке:

Англинскому Капитану Клерку,

Усердием Общества фрегата Надежды,

В первую Экспедицию Россиян вокруг света,

Под Командою флота Капитан-Лейтенанта

Крузенштерна. 1815го года, Сентября 15го дня.

На четвертой стороне к югу написано следующее:

Здесь покоится прах Делиль-де ла Кроера,

Бывшего в Экспедиции, Командора Беринга,

Астрономом 1741 года.

Памятник, сооруженный нами Капитану Клерку и Делиля-де ла Кроеру в Петропавловской гавани

Капитан-Лейтенант Ратманов управлял построением. Его ревность к поспешному окончанию до нашего отхода преодолела многие трудности, которые в стране сей неизбежны. С моей стороны было бы поступлено несправедливо, если бы я не способствовал всевозможно к совершению достохвального сего намерения. Я охотно позволил взять к тому как людей для производства работы, так и нужные с корабля материалы. Мы весьма были довольны, что успели до отхода нашего окончить сей памятник. Около его сделан глубокой ров и для лучшего сохранения высокая ограда из частокола с дверью, которая замком запирается. Ключ вручен Петропавловскому Комменданту.

Японцев, которые прошедшею осенью претерпели у Курильских островов кораблекрушение, и которые, как прежде сказано, перевезены тогда в Петропавловск недавно умершим священником Веренщагиным, теперь здесь уже не было. Они уехали тайно на своем гребном судне, на коем спаслися. За ними послали было вооруженную байдару, но оная не могла найти их. Сие отважное предприятие достойно внимания как по тому, что они с чрезвычайным духом решилися пуститься морем в дальний путь на худом беспалубном гребном судне, не имев с собою ни воды, ни какой либо провизии; так и по тонкой хитрости, употребленной ими к отклонению от себя всякого подозрения на побег из под строжайшего присмотра. Они многократно просили Г-на Резанова, чтобы позволил им возвратиться в свое отечество на гребном их судне, на коем спаслися, и которое хотели они сами привести для того в надлежащее состояние; но Г-н Резанов отказал им под предлогом, что он без позволения ИМПЕРАТОРА не смеет согласиться на их прозьбу. Они в бытность свою в Камчатке оказали столько деятельности и промышленности, что Г. Резанов вознамерился было сначала отправить их на остров Кадьяк, где бы они могли быть весьма полезными; но наконец предположено поселить их в верхней Камчатке, о чем им потом и объявили. Услышав о сем, не только казались они быть довольными такою своею участью; но и изъявили еще особенную радость по обнаружении им будущих видов. Им выдали для переезда в назначенное место нужное платье и каждому несколько сарачинской крупы. Г. Губернатор снабдил их сверх того чаем и деньгами на дорогу. По назначении дня к их отъезду просили некоторые из них, чтобы позволено было принять им Христианскую веру. Они говорили притом: поелику судьба предопределила им жить в Камчатке, не оставляя ни каких видов к возвращению в отечество; то и признают они для себя лучшим сделаться христианами. На сию прозьбу согласились охотно и назначили день к совершению обрядов крещения. Итак нельзя было иметь ни малейшего подозрения; но если бы оное чем либо и возбуждалось, то и в таком случае побег должен был казаться невозможным. Однако, не взирая ни на что, решились они приступить к отважнейшему предприятию. На кануне пред побегом ездили они по обыкновению ловить рыбу и при захождении солнца, возвратившись назад, выташили гребное судно на берег, пошли в свое место и каждой лег спать. В следующее утро более их не было. Самым чрезвычайным кажется при сем то, что семь человек пустились в море без всякого запасу воды. Они конечно не знали, что на Курильских островах, выключая Поромушир и Оннекотан, нет никаких источников. Они не взяли с собою ни боченка, никакого другого для воды сосуда, чтобы хотя на короткое время оною запастися. Дай Бог, чтобы прибыли они благополучно в свое отечество! Их отважнейшее предприятие достойно увенчаться счастливейшим успехом.[170]

12–13

Взаимное положение сих трех островов сходствует с показанными на Ансоновой карте тремя островами столько, что нельзя не признать оных за одну и ту же купу. Средний из островов сих назван на Ансоновой карте Фареллон, северный Св. Александр, южной оставлен без имени, на Арро-Смитовой же карте показан под именем Св. Августина. Разность в широте довольно велика, но в долготе маловажна. Средний лежит по Ансоновой карте 50 севернее и 11 западнее Серного острова.[201] В сие время держали мы WtS и W; потому что я хотел проплыть еще несколько времени в широте между 23 и 24 градусами; но учиненные в следующий день наблюдения показали течение от S; почему мы и переменили курс 12 к W 1/2 N и WtN. Ноября 12 го определена широта 23°,28,22″, долгота 227°,47,00″. Погода была ясная и теплая, воздух менее влажен, нежели мы до того примечали. Ноября 13 го не произведено никаких наблюдений; по счислению моему широта 23°,30, долгота 228°,25. Ноября 14 го, в широте 23°,00, долготе 231°,00, долженствовал находиться от нас каменистый риф, названный Гишпанцами Abre ojos, т. е. открой глаза, на один градус прямо к югу. Не невероятно, что открытой Капитаном Дугласом в 1789 году под 20°,37 широты и 223°,50 долготы риф есть Abre ojos, хотя на Ансоновой карте и означен он лежащим северо-западнее и гораздо большей величины, показанной Капитаном Дугласом.[202]

Многие наблюдения, учиненные нами несколько дней сряду поутру и в вечеру, над склонением магнитной стрелки, по коим выходило оное несколько минут то восточное, то западное, казалось, служат доказательством, что в широте около 23°,00 и долготе 230° можно принять склонение за нуль. Оное во всем Китайском море, у берегов Японии и Ессо, также и в Японском море было почти нуль, как то выше уже упомянуто. Склонение магнитной стрелки в сих странах должно подлежать малым переменам; ибо еще в 1765 году найдено оное нуль Капитаном Бироном.

17–18

Ноября 17 го определена широта 22°,3,18″, долгота 237°,27,40″. Ветр дул в сии два дня от SO, S и SSW совсем в противном направлении обыкновенному пассату. Погода была очень жаркая; термометр показывал 22 градуса. По наблюдениям, учиненным в полдень, долженствовал находиться от нас остров Ботоль-Тобого-Ксима на О в расстоянии 53 х миль; но мы его не усмотрели. В 2 часа по безветрии, продолжавшемся несколько часов, сделался свежий ветр от N, при пасмурной погоде и зыби от SW. Мы не могли надеяться уже увидеть остров Ботоль-Тобого-Ксима до захождения солнечного, в чем для точного определения своего места и взятия во время ночи безопасного курса имели великую надобность. Под вечер восстала буря. Положившись на весьма хорошо учиненные наблюдения, на верной ход хронометров и на точное определение опасных мест в канале у Формозы, а особливо рифа Вела-Рета, решился я при настоящем шторме пройти сим каналом во время ночи. Сколь таковое предприятие ни казалось отважным; но лежание в дрейфе вне канала при сильном шторме и неизвестных течениях могло сопряжено быть с равномерными опасностями. До 10 ти часов держали мы SWtW и находились тогда по счислению в 10 или 15 милях на S от Вела-Рета. От 10 ти до 2 х часов по полуночи имели курс WSW, а от 2 х часов до рассвета W. В полночь был шторм самой сильной и отошел к NO. На бугшприте и обеих шкафутах стояли Матросы чрез всю ночь для примечания опасности, к коим могло бы приближить нас течением более, нежели мы полагали. После открылось, что мы прошли точно срединою канала. В 8 часов утра сделался шторм тише и облака рассеялись. В сие время усмотрели мы, хотя не ясно, южную оконечность Формозы на NW 40°. Мы переменили курс на NWtN, чтобы подняться опять к N, ибо мы ночью удалились много к S. Если проходить сей канал днем, то нужно держаться севернее, нежели сделали мы то ночью, ибо в противном случае, наипаче же при пассате, более северном, будет весьма трудно обойти Пратас, (опасный риф в широте 20°,50 N, в долготе 116°,15 Ост. имеющий в окружности около 75 миль), как то последовало с Резолюциею и Дисковери. При сем надобно только остерегаться камня Вела-Рета, окружаемого каменистою мелью на две мили. Самый камень виден при ясной погоде в 8 ми милях.

Американцы предприимчивостию в торговле едва ли не превосходят все прочия нации. Они, будучи искусными мореходцами, употребляют на кораблях своих меньшее число Матросов, нежели другие народы, и мне кажется, что превзойти их в том не возможно. Корабли их построены с приличным искуством и ходят скорее даже некоторых военных. Я знал в Кантоне корабельщиков, кои плавание свое из Кантона в Америку и оттуда обратно оканчивали в 10 месяцев. При нас пришел, в Кантон в исходе Декабря Американской корабль Фанни, которой совершил плавание свое в один год из Кантона в Филадельфию, оттуда в Лиссабон, а из сего в Кантон обратно. Выгрузка и нагрузка сего корабля долженствовали быть произведены в каждом порте с чрезвычайною поспешностию; ибо он на обратном своем в Китай плавании по причине противного муссона, должен был плыть восточным проходом, т. е. чрез северную часть великого океана около островов Пелевских. При отбытии нашем из Кантона готов был корабль сей опять уже к отплытию в Филадельфию; пребывание его в Кантоне продолжалось только пять недель. Американцы умеют пользоваться всякою выгодою, по торговле им представляющеюся. Мы видели один из их кораблей, пришедший в Кантон с дорогим грузом, состоявшем в сандальном дереве, привезенном корабельщиком с одного из островов Фиджи, которые не только опасны по своему положению; но и по жестокости людей, оные населяющих. Имеющий менее предприимчивости, нежели Американец, не отважился бы пристать у островов сих. У оных вовсе нет надежного якорного места. В Декабре 1804 го года разбился у островов сих один Аглинской корабль, с коего не спаслось ни одного человека. Прибывшие от оных в Кантон Американцы находились также в великой опасности сделаться жертвою жестокости тамошних жителей. Они имели на своем корабле несколько человек с близьлежащего острова Тонга-Табу, сопровождавших их к островам Фиджи. Сии едва только вышли на берег, немедленно были умерщвлены Островитянами все, кроме одного мущины и одной женщины, на корабле остававшихся, которые привезены потом в Кантон. Сандальное дерево в Китае дорого и покупается на перехват. Корабельщик продал груз свой, стоивший ему только трудов и времени, употребленных на рубку, весьма выгодно.

Из разных сортов лучшей доброты чаю вывозят Американцы и Агличане весьма мало. Первые берут из разборов зеленого особенно Гайзон, называемый Кантонскими купцами молодым Гайзоном, которого пикул продается там от 36 до 40 телов т. е. фунт от 60 до 70 копеек. Агличане и Американцы покупают в Кантоне более всего сорты чаю Конго и Боги, Последний есть самый худший, но оного употребляется весьма много в Англии простым народом, для коего сделался чай также нужною потребностию. Конго и Боги смешивают в Англии и в таком виде наиболее продают оного. Цена Боги в Кантоне маловажна; 10 и 12, тел пикул, то есть 18 и 20 копеек фунт.

Если бы торг Россиян с Кантоном утвердился, чего ожидать, кажется, не невозможно; в таком случае привоз в Россию дешевого чаю мог бы сделаться благотворением для недостаточных жителей сего государства, которые привыкнув мало по малу к сему здоровому напитку, вероятно, начали бы употреблять менее вина горячего. Сей предмет не недостоен, по видимому, внимания и самого правительства; поелику преподает средство к отвращению вредных последствий, произходящих от неумеренного употребления вина горячего. Почти все Российские провинции изобилуют медом, которой заменяет весьма удобно употребление при чае сахара. Российской народ может привыкнуть скоро к чаю, которой кажется быть по его вкусу, как то я испытал на корабле своем. Служители Надежды, выключая немногих, отказались охотно все от своей порции Француской водки и Арраку, чтобы получить только вместо того порцию чаю, которого, когда причины не было беречь воду, приказывал я давать в день по два раза. Когда же воду на чай получали они в день однажды, то собирали для того дождевую, хотя она и очень крепко отзывалась смолою. И так не невероятно, что введение употребления чаю между простым Российским народом может быть удобным и послужит хорошим средством к некоему воздернию от горячего вина. Тщеславие может возъимеет при том также некое содействие. Я полагаю, что простой человек, если не совсем еще испортился, захочет лучше выпить дома чашку чаю, а особливо когда посетит его приятель, нежели идти в кабак за горячим вином. Употребление чаю во флоте и в Госпиталях должно преимущественно быть одобряемо. Чай есть вообще весьма здоровой напиток и одно из лучших средств противоцынготных. Оной для больных на корабле особенно полезен; для такового употребления дешевейшие сорты, как то Боги и Конго, суть удобнейшие. При непосредственном торге России с Кантоном привоз Боги необходим и по другой причине. Чай, как известно, подлежит удобно порче; а потому и нужно грузить его весьма осторожно. Ежели груз корабля состоять будет из одних лучших сортов; то нижняя часть, лежащая на баласте, должна неминуемо повредиться. Для избежания сего кладут Агличане всегда внизу во всю длину корабля чай Боги. Испортившиеся несколько ящиков оного составляют потерю маловажную, вознаграждаемую сохранением лучших сортов.

Ежедневно производимые Г-м Горнером на корабле наблюдения показали широту якорного нашего места — 15°,54,48″ южн.

По No. 128, поверенному у мыса Доброй Надежды, найдена долгота оного — 5°,38,30″ запад.

По Пеннингтонову — 5°, 34, 40″ запад.

— No. 1856 му — 5°,31,15″ запад.

Истинная долгота, определенная Г. Маскелином, по принятой Масоном и Диксоном разности меридиана мыса Доброй Надежды — 5°,49,00″.

По определенному Г-м Горнером в Кантоне ходу наших хронометров No. 128 му — 4°,26,90″.

— No. 1856 му — 3°,47,15″.

И так погрешность N 128 чрез продолжение трех месяцев при многократной перемене температуры воздуха оказалась 1°,22,40″. Во время двухнедельного плавания от мыса Доброй Надежды до острова Св. Елены произошла погрешность в корабельном счислении 30° западная, причиною чего было беспрестанное течение к SO. Сумма всех погрешностей к S составляла 1°,31. Склонение магнитной стрелки, определяемое каждый вечер во время нашей бытности многими вычислениями азимуфов, было от 16°,57,40″ до 17°,25,00″, а посему среднее 17°, 18, 10″ западное.

Четыредневное пребывание наше у острова Св. Елены, во всяком отношении весьма приятное, нарушилось печальным и совсем неожиданным произшествием. Второй Лейтенант корабля моего Головачев, благовоспитанной 26 ти летний человек и отличной морской Офицер, лишил сам себя жизни. За час прежде того при отъезде моем с корабля на берег казался он спокойным; но едва только приехал я на берег, то уведомили меня, что он застрелился. Я поспешил на корабль и нашел его уже мертвым. Со времени отхода нашего из Камчатки в Японию приметил я в нем перемену. Недоразумения и неприятные объяснения, случившиеся на корабле нашем в начале путешествия, о коих упоминать здесь не нужно, были начальным к тому поводом. Видев более и более усиливавшуюся в нем задумчивость, тщетно старался я восстановить спокойство душевного его состояния: однако никто не помышлял из нас, чтобы последствием оной могло быть самоубийство, а особливо, пред окончанием путешествия. я надеялся, что он по возвращении своем к родителям, родным и друзьям, скоро излечится от болезни, состоявшей в одной расстроенности душевной. На корабле не предвиделось к тому никакой надежды; ибо ни я, при всем моем участии и сожалении о его состоянии, ни сотоварищи не могли приобресть его доверенности. Все покушения наши к освобождению его от смущенных мыслей оказались тщешными. Губернатор дал повеление похоронить тело его со всеми военными почестями, принадлежавшими его чину. Аглинской священник Вилькинсом совершил обряды погребения без всякого затруднения.

По получении мною здесь достоверного известия о начавшейся войне между Россиею и Франциею, много сожалел я, что Г-н Лисянский, не уважив назначения моего, не зашел к острову Св. Елены. Взаимная безопасность требовала непременно находиться нам теперь вместе. Правда, данные нам от француского правительства паспорты, обнадеживали безопасностию от неприятельских с нами поступков военных кораблей; однако от каперов могли мы ожидать противное. Сии нередко не уважают даже повелений своего правительства. В продолжении нынешней войны было много примеров, доказывающих разнообразие их мыслей от начальников кораблей военных. Мы оставили несколько из своих пушек в Камчатке; и так предосторожность требовала заменить число оных, сколько возможно, в здешнем месте. Я просил о сем Г-на Губернатора, которой, изъявив к тому свою готовность, осмотрел сам со мною магазины, и казавшиеся пушки годными, предложил нам немедленно со всеми к ним принадлежностями; однако по точнейшему осмотрению открылось, что оные не годились; почему мы и принуждены были отправиться в путь с своими 19 ью только пушками. В таковых обстоятельствах не почел я надежным проходить Аглинским каналом, около коего по большей части крейсеруют Француские каперы. И так, обошед острова Азорские, направили мы курс свой к северной оконечности Шотландии для того, чтобы, проплыв между оною и Оркадскими островами, войти в Северное море. Сей путь долженствовал быть продолжительнее, как то подтвердилось и на самом деле; но я признал его надежнейшим по обстоятельствам.

216

Сие письмо было наконец так написано: По окончании в Кантоне всех дел наших и при совершенном приготовлении к отходу, узнали мы чрез купца, которой за нас поручался, что Ваше Превосходительство, вознамерились задержать корабли наши. Мы имеем честь объявить вам, что Россия лежит очень далеко к северу; а потому и маловременное задержание кораблей наших может сопровождаться следствием, что мы не достигнем в настоящем году предназначенного для нас Российского порта. Итак просим о всевозможно скорейшем снабдении нас паспортами к отходу из Кантона. Если будут присланы к нам из Пекина письма: в таком случае Г-н Друммонд начальник Аглинской здешней фактории, по причине торговой связи России с Англиею, не преминет принять оных, и отправить в Россию. Имеем честь и проч,-

217

В скорости по прибытии моем в Санктпетербург получил я из Кантона письмо, коим уведомили меня, что через сутки по выходе нашем из Вампу прислано из Пекина в Кантон строгое повеление нас задержать. Если бы сие повеление нас застало; то, вероятно, не возвратились бы корабли наши никогда в Россию.

218

Сильнейшее доказательство чрезмерно хитрого обмана, недостачного устройства в правительстве и его чрезвычайной слабости даже и во времена царствующего Кин-Лонга, содержатся в Барровом путешествии в Кохин-Китай при случае похода Кантонского Наместника Фу-Чанг-Тонга в 1779 м году против Тонкина. Зри стран. 251–254, подлин. издан. в 4.

219

Чу, изгнавший в 1355 году Татар из Китая и учредивший в 1368 году Династию дватцатую или Династию Минг, был природной Китаец низкого происхождения.

220

Один из предводителей бунтовщиков, хотевший передаться, переговаривался долго с правительством. Он требовал настоятельно пуговицы вышшей степени, нежели каковую ему дать хотели, и правительство согласилось наконец удовлетворить его.

221

Мы сами видели таковые головы в Макао при входе в гавань.

222

Северовосточная часть Формозы не покорена Китайцами; ее населяют люди особенной породы, которых признают полудикими.

223

По последним известиям число сих бунтовщиков столь умножилось, что Китайское правительство нашлось принужденным просить у Агличан помощи против них, и в Пуло Пенанге острове при входе в пролив Малакка вооружались два судна, назначенные Аглинским правительством для защищения Китайских берегов. Сие всеобщее расстройство во всей Китайской Империи и чрезмерная слабость правительства конечно предвещает, что скоро последует ее разрушение.

224

Оная состояла в содрании с живого кожи и в разрублении его потом на мелкие кусочки.

225

Г. Барро упоминает о всех преступлениях, в коих обвинял Император Гочун-Танга. Одно состояло в том, что он строил в доме своем из кедрового лесу, которой употребляется только для дворцов Императорских. Прочия преступления его не менее ничтожны.

226

Г-н Пьерсон подарил и мне один экземпляр сеи в своем роде достопримечательной книги.

227

Доктор Бальмис отправился из Китая в Европу двумя неделями прежде нас на вышедшем из Макао, назначенном в Лисабон, корабле Ле Бон-Езус.

228

Первые миссионеры прибыли в Китай 1677 го года.

229

Барро извещает, что в одном Пекине умерщвляется детей ежегодно 9000.

230

Г-н Стаунтон, сопровождавший отца своего, бывшего при посольстве Лорда Макартнея, в Пекин, ныне сочлен Аглинской фактории в Кантоне, имеет уповательно, основательнейшие сведения в Китайском языке из всех Европейцев. Он начал обучаться сему языку во время плавания в Китай из Англии и бытности его в Пекине; хотя ему тогда только было 12 ть лет, но он весьма много в нем успел. Его продолжительное в Китае пребывание, прилежание, и отличные природные дарования подают верную надежду, что он приобретет особенные знания в языке сем, изучение коего есть бесспорно труднейшее пред всеми прочими. Он имеет знатное собрание книг Китайских, об умножении коего неутомимо старается, имея к тому лучшие способы и не щадя никаких издержек. Пекинские ведомости, выходящие через день, умеет он доставать не взирая на то, что строгие законы Китайцев запрещают иностранцам покупать их книги и ведомости и переводить из оных все ИМПЕРАТОРСКИЕ манифесты и повествования о важнейших, случившихся в государстве, произшествиях. Таковое издание с примечанием Г-на Стаунтона долженствует распространить яснейший свет о настоящем состоянии Китая. Он занимается также переводом достойной любопытства книги, содержащей в себе дневные записки Китайского посольства в Татарию чрез Россию 1718 го года. В оной помещено и описание России с приложением карты, также и данное ИМПЕРАТОРОМ наставление посланнику. Но важнейшая книга, которой ученой свет от Г-на Стаунтона ожидать может, есть полное собрание Китайских законов, в переводе коих упражняется он уже многие годы. Г-н Стаунтон по знанию своему Китайского языка полезен особенно Аглинской фактории.