Мы не располагаем описанием Иного Мира, каким его могли представлять себе кельты античной эпохи. Один поздний греческий текст говорит о рыбацких лодках, служащих для перевозки душ, но это скорее легенда, — впрочем интересная — чем теологическое сви­детельство. В островных текстах, напротив, имеются бесчисленные описания этого мира или развернутые аллюзии на него. Но ирланд­ское средневековье, находясь под влиянием христианских идей о рае и небесном Иеросалиме, смешивало посмертное Инобытие с вол­шебным Иным Миром богов.

Однако в этимологическом смысле слово sid «мир», в самом деле обозначало некий мир, параллельный нашему, который, будучи отличным и отдаленным от него, тем не менее соприкасается или смыкается с ним, позволяя избранным или призванным существам в любой момент проникнуть в Инобытие. Его обитателями, по опре­делению, являются боги и обожествленные герои.

Во всех ирландских преданиях, мифологических или эпических, оно располагается или локализуется на трех уровнях:

-за морем, на западе (совпадающим со значением левизны и севера), на огромных счастливых островах, которых можно достичь только после морского плавания;

— на дне моря или озер, во дворцах из золота и хрусталя, дос­туп к которым открывается порой случайно;

— в полых холмах или насыпях: после прибытия современ­ных жителей Ирландии, или гойделов, их божественные предшест­венники, Племена богини Дану, не в силах противиться захватчикам, предпочли укрыться под землей. Там они продолжали ту же жизнь, что и раньше, по временам появляясь среди людей.

Позволительно сказать, что сид присутствует в Ирландии по­всюду. Это облегчает переписчикам и пересказчикам некую посто­янную «актуализацию» мифологии и преданий, которая всякий раз подсказывает им новые объяснения многочисленных топонимов или комментарии к ним. Так, огромный доисторический курган в Ньюг — рейндже превратился в резиденцию бога Дагды под названием Бруг — на-Бойнне («Крепость на Бойне»), А если сид располагается повсю­ду, то у каждого божества может быть свой собственный сид. Не сыщется предания, в котором под тем или иным предлогом не выво­дился бы Иной Мир. Но где бы он не располагался — за морем, на дне озера или под землей, обычный доступ к нему осуществляется водным путем.

Как бы там ни было, кельтский Иной Мир, каким он нам пред­ставляется, не имеет почти ничего общего с христианским раем, но, полный женщин, по концепции своей он весьма близок к германской

Вальгалле и мусульманскому раю. Его обитатели ведут жизнь, пол­ную радостей и наслаждений: они вкушают изысканную и изобиль­ную пишу, их любят женщины необыкновенной красоты, все они принадлежат к одному и тому же высокому социальному рангу. Им неведомы ни грехи (понятие христианское), ни преступления (поня­тие дохристианское).

Но все это — стереотипная картина, не меняющаяся от текста к тексту, которую христианство еще более упростило: immrama «мо­реплавания» стали предлогом для нескончаемых странствий мона­хов, полагающихся на волю Божию, превращающих средство (мор­ское путешествие) в цель и, понятное дело, выживающих женщин — искусительниц со всех этих островов. Важной, однако, остается одна деталь: Иной Мир — это, разумеется, рай, но ни ада, ни чистилища в этой картине не предусмотрено. Наказание злодеев решается их от­сутствием.

Для обитателей сида характерны две основные черты: они неподвластны ни законам времени, ни условиям пространства.

Попавшие в их владения люди нередко только диву даются: ли­бо они проводят там день за днем, реально отсутствуя на земле всего несколько часов, либо — и это случается чаще всего — думают, что гостили там несколько месяцев или лет, тогда как на самом деле их пребывание затянулось на долгие века. Но все это не имеет значения для тех, кому нет доступа в Мир Иной, — ведь это милость, даруемая лишь таким героям, как Кухулин, и прочим редким избранникам, которых перевозит за море прекрасная вестница в ладье из стекла или хрусталя. В легендах эта прекрасная вестница часто, а то и почти всегда, превращается в возлюбленную, и эта подробность ста­ла отправным пунктом очаровательной темы в литературе, фолькло­ре и сновидениях. Именно кельтским легендам было предназначено оставить в наследии современного мира этот прекрасный эквивалент легенды об Эроте и Психее.

Главным вопросом, следовательно, остается природа сида. По­падающие туда простые смертные (это всегда мужчины) изменяются и в смысле состояния, и в смысле положения. Возврат в мир людей для них запрещен: один из спутников Брана, истосковавшись по Ир­ландии и вернувшись на родину, рассыпается в прах, как только оп­рометчиво сходит со своего корабля и касается ногой земли. Дети Лира живут девятьсот лет в обличье лебедей; снова обретя человече­ский облик, они обращаются в христианство и умирают от старости, распространяя вокруг себя благоухание святости.

Ведь и в самом деле невозможен никакой контакт между конеч­ным (человеческое пространство и время) и бесконечным (божест­венная вечность и бесконечность). Ибо Иной Мир не только вечен (а человеческое сознание неспособно отчетливо представить себе веч­ность, в которой нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, а одно лишь бесконечное «теперь»), но он и не ограничен тремя изме­рениями: некий бог может очутиться внутри дома, не воспользовав­шись ни дверью, ни каким-либо другим входом: такое случилось, например, с Мидиром, явившимся к королю Эохайду за своей женой Этайн. Другое божество может ранним утром появиться в Ольстере, а ближе к полудню — в Шотландии, как Мананнан в легенде о Мон — гане. Равным образом совершенство Иного Мира делает поверхно­стными и ненужными социальную иерархию и чехарду функций: мир, счастье и довольство, порождаемые третьей, производительной функцией, наиболее полным образом выявляются в первой, жрече­ской функции. Нет больше надобности в управлении сферой свя­щенного, ибо оно представлено совершенно, и это является причи­ной, по которой в Ином Мире все боги — друиды, и, наоборот, в этом мире все друиды — боги. И если в эпических преданиях сид чаще всего оказывается местом сражений и войн, происходит это потому, что легенды адресовались в первую очередь членам воинского со­словия, для которых было непривычным мирное времяпрепровож­дение. Могли ли соратники Кухулина вообразить себе Иной Мир без битв и побед? Поэтому христианская и монашеская трансформация «плаваний» была столь двусмысленной.