Невозможность дать точное антропологическое или этнологи­ческое определение кельтов, усугубляемая путаницей, вносимой в этот вопрос греческими и латинскими авторами, естественным обра­зом приводит к мысли о том, что в своих государствах кельты были всего лишь аристократическим и воинским меньшинством. Именно такое впечатление оставляет ирландский эпос, на основании чего иногда делается поспешное заключение, что кельты угнетали под — чиненнное население. Завоевателями были Племена богини Дану в Ирландии, и equites в Галлии, а побежденными — фоморы в Ирлан­дии, и plebs в Галлии. У исследователей масштаба д’Арбуа де Жю — бенвиля, Камиля Жюлиана или Жоржа Доттена есть несколько не­ожиданных страниц о социальном делении «религий» независимой Галлии. А Ю. Покорный в самом начале XX века высказал мнение, что друиды были неолитическими чародеями, способными подчи­нить своей магией индоевропейских завоевателей. Необходимо бег­ло и снисходительно рассмотреть эти заблуждения. Такая схема, слишком удобная и слишком упрощенная, никогда не лежала в ос­новании кельтского общества. Она рушится при сопоставлении с тем очевидным фактом, что в ирландской «истории» завоевателями без какого-либо функционального и расового расслоения были гойделы, а не их мифические предшественники, нашедшие убежище в ином мире. С другой стороны, такое же впечатление остается при внима­тельном рассмотрении и от множества других эпосов, таких, напри­мер, как индийский эпос «Махабхарата» и германский «Песнь о Ни- белунгах». Среди физических типов кельтских стран редко обнару­живается идеал или скорее общепринятое клише кельта — высокого и могучего, с русыми волосами и молочно-белой кожей. Может быть, кое-кто из древних был введен в заблуждение обычаем галлов обес­цвечивать свои волосы? Белокурая красавица была идеалом в Ир­ландии, но идеалом не единственным: островные тексты выражают восхищение перед любым типом физического совершенства мужчи­ны и женщины вне зависимости от цвета их волос. Только фоморы были существами темноликими и безобразными, поскольку на их образ оказало влияние представление о бесах христианского ада. И все же нельзя слишком обобщать их пример, ведь король Брес, бу­дучи фомором, является в то же время архетипом мужской красоты.

Можно предположить, что кельтский тип изменился вследствие смешения с представителями других народов. Но подобная гипотеза может быть высказана по поводу любого европейского народа и способна легко завести нас в дебри расовой утопии, ведь нам неиз­вестно, в какую эпоху истории или отдаленной протоистории про­изошло это изменение. При исследовании однородного общества эта проблема представляется второстепенной или даже вовсе несущест­венной: если таковое смешение и имело место, оно завершилось за­долго до интересующей нас эпохи. Гойделы также давным-давно сформировали этнос, чьи злоключения (египетское, еврейское или греческое происхождение, сведения о котором переполняют бесчис­ленные страницы «Книги взятия Ирландии» (Lebor Gabala Ёгепп)) были интегральной частью христианской воображаемой Ирландии, вознесенной до уровня новой Палестины или земного рая. Наслед­ники Патрика чуть ли не помещали там Адама и Евву или, по край­ней мере, всех патриархов.

Фактически ни в одном из античных или средневековых текстов в кельтском мире, даже после начала скандинавских набегов в Ир­ландию, не упоминается «раса», предшествующая кельтам. Прилага­тельное «докельтский», используемое в неопределенном контексте, бессмысленно. Единственным признаком отличия является этниче­ское наименование на уровне «провинции» или кантона. Эдуи чув­ствовали себя или хотели быть непохожими на секванов, которые говорили на том же языке и обладали теми же политическими, соци­альными и религиозными институтами. Однако последние были со­юзниками римлян, что и разделяло эти племена. В Ирландии все по­литические проблемы заключались в разногласиях между «провин­циями», или племенными королевствами.

Равным образом, в островных текстах довольно редко встает вопрос о «классе» в современном смысле этого слова, потому что там идет речь всего о двух типах персонажей, находящихся в центре мифологического и эпического циклов: это друиды и воины. Это юридически и фактически подтверждает и Цезарь: по его словам, галльский плебс сам по себе ничего не стоит и ни на что не способен (nihil per se audet). Однако, используя все данные, мы не знаем индо­европейского термина, обозначающего «раба», ни в одном из кельт­ских языков.

Ирландская литература, дополняя сжатое описание Цезарем не­зависимой Галлии, подчеркивает абсолютное главенство друидов. Их жреческое достоинство дает им возможность заниматься разно­образной деятельностью и непосредственно отвечать за политиче­скую жизнь и управление. Если в Ирландии и Галлии, в теории и на практике, и существовали свои особенности, то они ничего не меня­ли в основном положении, гласившем, что религия правит всем.

Но, несмотря на то что вопрос о «классе» крайне редко встает в ирландских мифологических и эпических текстах, населенных бога­ми и героями, общественные иерархии обрисованы в них отчетливо, и нередко какая-нибудь фраза или ремарка подчеркивает стремление королей, властителей, благородных или героев-воителей держаться в стороне от «толпы» или «черни». Социальные ранги явственно пока­заны в юридических трактатах, прилагающих все старания, чтобы отличить свободных людей, последние разряды которых назывались boaire, «свободный владелец коров», и ocaire, «мелкий фермер», от людей несвободных, связанных с другими договором о ленной зави­симости или испольщине. Однако главным отличием благородного от неблагородного служит фактическое богатство (скот, а не земля). Когда в 1967 г. мы говорили о «раздвоении» в социологической схе­ме Галлии Цезаря, подразумевалось, что Цезарь не признавал роли ремесленников, которых он неоправданно включал в plebs. Но это только деталь всего описания. В индийском обществе плебсу Цезаря соответствуют вайшья (ремесленники или производители, включен­ные в схему трех функций), пария и шудра (низкорожденные, не включенные в кастовую систему).

Итак, кельты, как и все остальные индоевропейцы, имели поня­тие о трех социальных классах, определяемых по их специализиро­ванным функциям:

— жреческой (жрецы или «друиды»),

— воинской (военная знать или flaith),

— производительной (ремесленники).

Цезарь дает ошибочную оценку галльскому обществу как рим­ский аристократ, свыкшийся с резким различием между патрициями и плебеями и не уделявший никакого внимания классу ремесленни­ков, который он презирал. Однако Ирландия, определявшая каждому его место согласно рангу и заслугам, не была знакома с римским оп­ределением artes liberates, противопоставленных artes serviles, как, видимо, не была знакома с ним и Галлия. Почетом и уважением пользовался каждый обладающий знанием и умением, будь оно ду­ховным или физическим. Он входил в число aes dana, «искусных людей», и бывали случаи, когда какой-нибудь кузнец в силу своей профессиональной компетенции удостаивался звания «ученого му­жа» (ollam) или "друида" (druigoba), причем drui — здесь является простой усилительной приставкой.

Такая гибкость, в отличие от жесткой структуры индийских каст, объясняет, почему в эпических преданиях сын друида может быть воином, и наоборот: сын воина — стать друидом. Это не было правилом: в целом верность традиции приводила к тому, что друид чаще всего был сыном друида, а добрый король — сыном короля. Но традиция не была принудительной. Здесь надо напомнить, что от­сутствие принуждения, связанного с ручным трудом, развило у кельтов необыкновенные технические способности по крайней мере в периоды Галынтатта и JIa Тена в работе по металлу и дереву. Ре­месленник, о котором мы знаем по бесчисленным археологическим раскопкам, мог также быть художником, наверняка почитаемым и уважаемым.