Люди с Замбези точно узнавали характерные признаки глубины или мелководья и очень искусно находили фарватер. Мокадамо, капитан, стоит на носу с длинным шестом в руках, указывает рулевому, молимо, куда править и, если нужно, помогает шестом. Гребцы предпочитали стоять и гнать лодку вперед шестами, чем грести нашими длинными веслами, так как таким образом они могут двигаться быстрее. Они привыкли к коротким веслам.
Наш мокадамо страдал куриной слепотой и ночью ничего не видел. Его товарищи тогда водили его и кормили. Они считали, что он так хорошо мог видеть фарватер потому, что всю ночь глаза его отдыхали. В трудных местах, однако, мокадамо иногда ошибался и сажал нас на мель, а остальные, очевидно, из духа противоречия к его власти и подзуживаемые Хоаньо, которому хотелось занять эту должность, зло подшучивали над ним: «Заснул он, что ли? Зачем он дал лодке зайти туда? Не мог он видеть, что фарватер находится в другом месте?» Рассердившись, мокадамо с досадой бросал шест и говорил Хоаньо, чтобы тот сам был мокадамо. Должность бывала с радостью принимаема, но через несколько минут Хоаньо ставил нас в еще худшее положение, чем когда-либо его предшественник, и, осыпаемый градом насмешек своих товарищей, был устраняем от своей должности.
Шестнадцатого сентября мы прибыли на обитаемый остров Кичокомане. Обычный способ знакомства с населением – это кричать веселым тоном «малонда!» – не хотите ли вы продать чего-нибудь? Если нам удается взять с собой из последнего селения, которое мы посетили, туземца, то последний бывает нам полезен тем, что объясняет жителям следующего селения, что мы пришли с мирными намерениями.
Здешние жители сначала очень нас стеснялись и не могли решиться продать нам чего-нибудь съестного, пока одна женщина, смелее прочих, не продала нам курицу. Этим открылся рынок, и начали приходить толпы с курами и мукой в количестве, сильно превышавшем наши потребности.
Женщины здесь такие же безобразные, как и на озере Ньяса, потому что не может же быть красивой женщина, носящая пелеле, больших размеров кольцо, в верхней губе. Однажды мы были изумлены, увидев молодых людей с пелеле; нам сказали, что в племени мабича на южном берегу мужчины носят его так же, как и женщины.
Выше Кичокомане, по левому берегу, тянется чрезвычайно плодородная равнина шириною почти в 2 мили с значительным числом покинутых селений. Люди жили во временных хижинах, на низменных голых песчаных берегах, – и так было повсюду, куда бы мы ни заходили. Жители оставляют в селениях большую часть своей собственности и припасов, так как не боятся, что эти припасы украдут, а опасаются только, чтобы их самих не украли. Большая невольничья дорога от Ньясы к Килве проходит с северо-востока на югозапад, как раз мимо них, и в это время года, когда кругом бродят похитители людей, опасно оставаться в селениях. Проходя одно из временных селений, мы видели две человеческие головы, лежащие на земле. Мы переночевали в двух милях выше этого селения.
На следующее утро, перед восходом солнца, к нашему лагерю пришла большая группа туземцев, вооруженных луками, стрелами и мушкетами; двое или трое из них несли по курице, от покупки которых мы отказались, так как накануне купили достаточно. Они следовали за нами все утро, а после завтрака переправились на левый берег реки и присоединились к тянувшейся по той стороне главной части своего отряда. Они, очевидно, собирались напасть на нас в каком-то определенном месте, когда мы должны были проходить близ высокого берега; но план их расстроил сильный ветер, угнавший наши лодки, прежде чем большая часть их успела добраться до того места. Тогда они исчезли, быстро пересекли изгиб и оказались впереди нас на высоком лесистом берегу, около которого мы должны были плыть. В переднюю лодку была пущена стрела. Видя такую вооруженную силу у изгиба, мы, насколько нам позволяло мелководье, оттолкнулись от берега и пытались вступить с ними в переговоры, объясняя, что мы пришли не воевать, а осмотреть реку. «А почему вы выстрелили из ружья некоторое время тому назад?» – спросили они. «Мы застрелили большую гадюку, чтобы не дать ей убивать людей, вот она лежит мертвая на песке».
