05.09.2011. | Автор:

Однако, насколько я могу судить, все идет действительно нормально и настолько хорошо, что она вынуждена бороться за свою роль пациентки. Есть только несколько моментов, вызывающих досаду. Например, ее неспособность в некоторых случаях противостоять Карлу, а также несколько тревожных сновидений, одно из них на лесбийскую тему. Но я никогда не работал плотно со снами Джинни, потому что она прячется за ними, а я стараюсь найти Джинни, а не понять ее. На данном этапе терапии я мог принять рассказанный ею сон за то, чем он есть: Лореле заманивает меня в терапию без конца. Я просто затыкаю уши и говорю, что ей всегда будут сниться подобные сны — это часть человеческой натуры. Я не вполне уверен, что знаю, что бы я хотел от нее услышать. Может, мы действительно иссякли и я просто тяну время. Как бы то ни было, я уверен, что после этого интервью ее действительно охватит депрессия. У меня уже во рту неприятный привкус. Я чувствую, что ничего не сделал, чтобы помочь ей. Все, что я пытался сделать, было сделано спустя рукава, потому что, кажется, я заранее знал, что это ей особо не поможет.

23 апреля

Джинни

К следующему вечеру весь сеанс у меня смешался. Скорее, ночь вытянула из него все смешное. Наутро я проснулась с ненавистью к вам. К тому, как я вела себя в ходе занятия — дурашливо, весело, сентиментально, без всякой внутренней уверенности, что все идет как надо, спрашивая вашего мнения; не давая ничего нового, молча, соглашаясь. Говорила да, я счастлива, да, я огорчена. Сплошная казуистика и никаких эмоций, ну просто кукла.

В общем, той ночью проявились все мои самые худшие страхи. К. спросил, почему я такая робкая и боюсь с ним поговорить. И если я так напугана, то почему живу с ним так долго? Это то очевидное, что я всегда обдумывала, но вы мне сказали, что я зазря браню себя. Вот эта страшно заскорузлая моя черта не осталась незамеченной в течение этих последних месяцев занятий. Как и во время сеанса, я ничего не могу ответить ему, пока сначала не проиграю все в уме, на фоне записанных голосов и насмешек. Во время сеанса, когда я потупляю взор, вы спрашиваете: «О чем вы думаете?» Я тут же вскидываю голову, усмехаюсь и что-то говорю. И это прогресс? Вам нужно было надавать мне подзатыльников и выкинуть вон. Я бы лучше приняла страдания от вас, испытала бы свою боль с вами, с тем, с кем не делю все свои переживания, мебель и пищу. Я бы лучше столкнулась бы с этим как с испытанием, чем утонуть сейчас, ночью. Первый намек на молчание, критику, потребность в общении со стороны Карла — и происходит взрыв непреодолимого страха, кото-рый ощущается как якорь, уходящий вниз и намертво удерживающий меня часов восемь. Я не могу спать, я воображаю самое худшее, что может случиться со мной, я безудержно фантазирую, даже когда что-то происходит и меня о чем-то спрашивают. Я ненавижу каждую искупающую черту, которая помогает мне пережить день. Я действую заодно с наихудшей Джинни студенческих распутных вечеринок, с Джинни, прошедшей через трудные испытания.

Так или иначе, я не хотела писать об этом, ведь это не имело отношения к вам и занятиям и направлено (или должно быть направлено) против меня. Вы лишь только соучастник, с которым я делю наш короткий кипучий час.

Я забыла, о чем мы говорили на занятии. Я спросила, как вы измените меня — это была уловка, чтобы выиграть время. Вы сказали, что мне надо быть более уверенной. Ах да, вы сказали, что мне было так трудно думать о чем — нибудь плохом. Вот это шутка.

3 мая

Доктор Ялом

То в плюсе, то в минусе. Джинни действительно права. Сеансы удивительно чередуются по своей значимости. Было одно странное занятие, на котором я чувствовал себя, с одной стороны, занятым (я имею в виду, что делал то, что мне полагалось делать с людьми: я работал, так как у меня было то, во что я мог впиться зубами), а с другой стороны, искреннее сочувствовал Джинни. Я не мог избе-жать ощущения, что, возможно, вообще ничего не изменилось. Она точно так же измученная, как и всегда. Возможно, бихевиористы правы и мне следует попытаться поработать с ее поведением, порекомендовать ей, как себя изменить и как себя вести. Такое чувство, что бессмысленный этап продолжался первые 15—20 минут, но потом постепенно все стало приобретать большее значение.

Ключевое для сегодняшнего занятия событие имело место на прошлой неделе, сразу после нашего предыдущего сеанса. Той ночью, когда Джинни лежала в постели с Карлом, он спросил: «Джинни, почему ты боишься меня?» Она явно очень плохо использовала ситуацию. Она не смогла дать ему ответ. Он продолжал настаивать. Для нее все закончилось ощущением страшного провала, и дела пошли все хуже и хуже. Конечно, по этому поводу у меня было много мыслей. Почти всеми из них я поделился с ней. Во-первых, я сказал, что это было долгожданным приглашением. Она всегда плакалась, что им с Карлом невозможно было поговорить по-настоящему. Что она всегда вынуждена скрывать свой страх и свои чувства, потому что так хотел Карл, а тут он, наконец, недвусмысленно пригласил ее начать вербальное обсуждение. Я попытался провести с ней на эту тему ролевую игру, дав ей возможные ответы. Я попытался помочь ей сформулировать, чего же она действительно боится. Что за страх парализует ее и делает безмолвной? Она ответила, что боится, что он ее оставит. Но так как он критикует ее за каждую мелочь, она также боится и его присутствия. В ролевой игре я усилил почти каждое заявление, которое она сделала. Почти любое высказывание лучше молчания; лучше, чем просто быть пустым местом или тенью, которой, полагаю, она так часто для него является. Может, я был слишком жесток с ней, но постоянно пытался заставить ее понять, что у нее есть что сказать Карлу и он хочет это услышать. Но я думаю, что сделал это не слишком удачно. Я спросил, хочет ли она продолжать ролевую игру, или лучше поговорить о том, почему она боится меня — последнее было ближе к реальной жизненной ситуации. Она сказала, что предпочитает последнее. Поэтому я спросил, почему она боится меня. Не в силу ли того, что я периодически должен злиться на отсутствие в ней перемен или на поведение, свойственное ей на прошлой неделе? После прошлого занятия почувствовала ли она, что может случиться что-то плохое, что я накажу ее за то, что она ничего не принимает всерьез? Я признал, что временами меня охватывает раздражение, но это не всеобъемлющее чувство.

Категория: Психотерапия

Комментарии закрыты.