Архив категории » Путешествия и исследования в Южной Африке «

29.06.2012 | Автор:

14 июля мы покинули реку у горного хребта, который, будучи расположен на обоих берегах реки – с северо-востока и юго-запада, образует ущелье Кариба. Недалеко от верхней оконечности порогов Кариба в Замбези с юга впадает река Саньяти; говорят, что у ее истоков Моселекатсе держит главные массы своего скота.

Наша тропа огибала северную оконечность гор, и мы расположились лагерем около деревни щедрого вождя Молои, который принес нам три громадных корзины мелко смолотой муки из мапиры, десять кур и два кувшина пива. Получив ответные подарки, он встал и, сделав несколько плясовых движений, сказал или пропел: «Мотота, мотота, мотота», что наши люди перевели как «спасибо». Он был у Моселекатсе за несколько месяцев до нашего приезда и видел английских миссионеров, которые жили в фургонах. «Они сказали Моселекатсе, – рассказывал он, – что они его родственники или друзья и будут возделывать землю и жить на собственные средства». Моселекатсе им ответил: «Земля перед вами. Я приду и посмотрю, как вы ее возделываете». В основном так и было, когда Моффат представил миссионеров своему старому другу. Это опять-таки доказывает, что туземцы не обязательно считают, что потеряют свою землю, допуская к себе иностранцев.

Можно было бы предполагать, что поскольку язычникам неизвестны механические силы и почти чудесное действие машин, открытия современной науки и искусства или такое воплощение поразительной мощи, каким, например, является броненосец, то все это должно было бы производить на туземцев впечатление, подобное тому, которое когда-то связывалось с чудесами, поражая их и повергая в благоговейный ужас. Но, хотя нам и приходилось слышать восхищенные восклицания туземцев при виде даже незначительных достижений науки: «Вы боги, а не люди!» – сердце их остается незатронутым. Стараясь поднять их нравственный уровень, всегда целесообразно приходить к ним без всяких механических сил, которые могли бы возбудить у них зависть или страх. Язычники, которым еще незнакомы жадность и ненависть, слишком часто сопутствующие наступающей волне эмиграции, с большим вниманием прислушиваются к божественному слову, когда его приносят к ним люди, по-видимому разделяющие с ними их человеческие чувства. Вождю, которому первому удается принять иностранцев в своем селении, даже завидуют. Недоверие к иностранцам свойственно больше арабам, чем африканцам, и если путешественник не трогает женщин, ему не грозит опасность ни от кого, кроме племен, занимающихся работорговлей, а часто не грозит и от них.

Мы увидели здесь большие стаи красивых нумидийских журавлей; цесарок здесь еще много, но они боязливее, так как туземцы убивают их при помощи стрел и искусного метания булавы. Мамбо (так здесь называют вождей) острова Мо-чуэ послал вслед за нами своего брата и своих «первых» людей, чтобы вручить нам подарок и «услышать слова, которые должны принести стране мир». Мы извинились, что прошли мимо, не зайдя к нему, оправдываясь тем, что чужеземцы не знают, каковы те люди, мимо владений которых они проходят. Брат вождя предложил послать с нами депутацию к Секелету, чтобы восстановить дружеские отношения прежних лет, нарушенные в последнее время грабежами и войной. Однако доктор сказал, что он не знает, является ли Секелету мудрым правителем или же прислушивается к советам старых воинов, которые хотят, чтобы он шел по стопам своего воинственного отца, Себитуане.

Вечером, когда мы остановились против Мочуэ, к нам пришло несколько человек туземцев. Они играли на мирам-бе и аккомпанировали, ударяя палками по буйволовым рогам. Однако наши люди, зная, что мы скоро устаем от их монотонных напевов и неуклюжих танцев, приказали им уйти.

На островах и левом берегу Замбези, на всем протяжении от реки Кафуэ, местность густо населена; правый берег так же плодороден, но пустынен, так как Моселекатсе не позволяет жить здесь никому, кто мог бы поднять тревогу, когда он посылает отряды в набеги за пределы этой местности.

Вверх от деревни старшины Молои местные жители, хотя принадлежат к батока, называются бауэ или баселеа.

На речке Лосито производится много соли, которая продается в больших количествах и очень дешево.

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты
29.06.2012 | Автор:

На полпути между Табачу и великим водопадом реки начинают течь на запад. С другой стороны они текут на восток. Вокруг Каломо поднимаются вверх, подобно башням, большие круглые массы гранита, несколько напоминающие старинные замки. Местность представляет собою высокое плоскогорье; наши люди знали и называли нам различные равнины, по которым мы проходили.

13-го мы встретили отряд людей Секелету, который сам находился в это время в Шешеке. О нашем приближении было сообщено, и эти люди были посланы, чтобы спросить у доктора, какова должна быть цена лошади. Они должны были заплатить столько, сколько он скажет, и ни копейки больше. Им ответили, что, поскольку они уже дали девять больших клыков за одну лошадь до прихода доктора, гриквы[35] будут, естественно, считать цену установленной. Они замечательно забавно и точно изображали чванливого белого, с которым они вели дела и который, как они поняли, старался иметь равнодушный вид. Они намекали, что если человек поднимает голову и чешет бороду, то это может означать не равнодушие, а наличие насекомых. Хорошо, что мы не всегда понимаем то, что говорится о нас. Эти замечания часто бывают не особенно лестны и очень похожи на то, что некоторые путешественники говорят о чернокожих.

После полудня мы расположились лагерем перед большим островом, который называется Мпарира, против устья Чобе. Здесь было множество куропаток, перепелов и цесарок. Вождь макололо, Мокомпа, принес нам богатый подарок и, как обычно, – здесь это считается вежливым, – выразил сожаление, что у него нет молока, так как его коровы не доятся. Мы достали здесь немного меду не имеющих жала пчел, которых батока называют моанди, а другие – кокомат-сане. Мед немного кисловат и очень ароматичен. Этих пчел нетрудно распознать по их привычке жужжать около глаз и щекотать кожу, присасываясь к ней, как это делают обыкновенные мухи. Вход в их ульи представляет собой тонкую трубку из воска; самый улей находится обычно в дупле дерева.

Мокомпа боялся, что племя распадется, и жаловался на положение, в которое они попали из-за проказы Секелету; он не знал, что с ними станется. Мокомпа послал два каноэ, в которых мы должны были подняться до шешеке; на его лучшем каноэ повезли слоновую кость к вождю, чтобы закупить товары у каких-то туземных торговцев из Бенгелы.

Выше водопада гребцы всегда работают стоя. Они гребут длинными десятифутовыми веслами, причем то с одной стороны, то с другой, не нарушая такта.

17-го нас встретил Мочокотса, посланец Секелету. Он снова просил доктора взять слоновую кость и купить лошадь. Доктор снова отказался вмешиваться в это дело.

К Секелету не должен был быть допущен никто, кроме доктора.

Все, кто три года назад болел в Тете оспой, обязаны были вернуться к Мошоботуане, который должен был опрыскать их особым лекарством, чтобы прогнать заразу и помешать ей распространиться среди племени. Мы поручили Мочо-котса сказать Секелету, что оспа давно известна белым людям и что мы даже знаем средство для ее предупреждения; если бы существовала малейшая опасность, мы сами бы первые его предупредили. Почему сам он не отправился к Мо-шоботуане, чтобы тот опрыскал его и прогнал его проказу? Мы не боимся ни его болезни, ни лихорадки, от которой погибли учителя и многие макололо в Линьянти.

Поскольку эта попытка подвергнуть нас карантину исходила, вероятно, от туземных врачей, которые хотели поднять таким образом свой престиж, мы добавили, что у нас нет продуктов и мы будем весь следующий и следующий за ним день охотиться, чтобы добыть дичи; если будут продолжать настаивать на нашем очищении их снадобьем, мы вернемся к себе на родину.

Послание было составлено не только под нашу диктовку; наши слова перемежались с возмущенными протестами наших сотоварищей, которые выражались довольно сильно на диалекте Тете по поводу этих «докторских штучек», мешавших им увидеть своего отца. И вдруг, к их удивлению, Мочокотса сказал, что понимает каждое произнесенное ими слово, так как принадлежит к племени базилулу, и предложил им не пытаться обмануть его на любом наречии – от ма-шона на востоке до мамбари на западе. Затем Мочокотса дважды повторил наше послание, чтобы удостовериться, что запомнил его слово в слово, и ушел. Эти посланцы вождей отличаются замечательной памятью; они передают довольно длинные послания на большие расстояния, и притом почти слово в слово. Обычно идут вместе два или три человека. По пути каждый вечер они репетируют, чтобы обеспечить запоминание точных слов. Одно из возражений туземцев против изучения письма то, что эти посланцы передают различные известия на расстояние не хуже, чем это можно сделать письмом; а если ты хочешь сообщить что-то другому лицу в данном селении, – то лучше всего пойти к нему или послать за ним. Что же до переписки с далекими друзьями, то это очень хорошо для белых, но совсем не нужно для черных, так как у них нет друзей, которым они писали бы. Если говорить об умении читать, то они признают только один довод в пользу того, чтобы ему учиться: они согласны, что их долг – узнать откровение «небесного отца», каким оно изложено в Писании.

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты
29.06.2012 | Автор:

Художественные произведения народов Африки

Фотография

Оно дает очень ценное ореховое масло и растет в изобилии как здесь, так и на озере Ньяса. Мамошо-мошо считаются лучшими фруктами в стране; поскольку мы были рады всяким плодам, то мы не можем сказать, оценили ли бы его европейцы так высоко, как туземцы… Съедобная часть плода дикорастущих деревьев обычно очень мала.

Один из наших людей заколол копьем морского угря длиною в 4 фута 7 дюймов и с окружностью шеи в 10,5 дюйма; здесь его называют моконга.

3 октября мы застрелили для наших спутников двух старых и очень диких буйволов. Нашим волонтерам будет, возможно, интересно узнать, что иногда пули оказывают самое незначительное действие. В одного быка был всажен заряд Джэкоба; бык упал. В него выстрелили еще два раза, он терял много крови; несмотря на это, бык вскочил и бросился на туземца, которому только благодаря величайшей ловкости удалось взобраться на дерево, прежде чем взбешенный зверь ударил в ствол головой, как тараном, с такой силой, что чуть не разлетелись на куски и дерево, и голова. Буйвол отступил на несколько шагов, посмотрел на человека, а потом стал снова и снова бросаться на дерево, как будто решил стряхнуть его оттуда. Чтобы прикончить этого зверя, понадобилось еще два патрона Джэкоба и пять других винтовочных пуль крупного калибра. Эти старые угрюмые буйволы бродили вместе, как бы связанные общностью несчастья; шкуры у них были больные и покрыты струпьями, как будто проказой, а их рога – атрофированы или изношены до того, что от них остались одни обрубки. Первый был убит сразу, первым же патроном Джэкоба; второй умирал трудно. В жизненной стойкости различных животных одной породы наблюдается такая большая разница, что возникает вопрос: где же находится жизненный центр? Мы видели буйвола, который, после того как пуля прошла насквозь через его сердце, жил так долго, что в обоих отверстиях образовались твердые сгустки крови.

Туземцы говорят, что на расстоянии одного дня пути от владений Синамане реку пересекает горная гряда, называемая Горонгуэ или Голонгуэ, и что на трещину, по которой протекает река, страшно смотреть. Местность вокруг так скалиста, что наши спутники побоялись усталости; их нельзя слишком сурово осуждать, если, как это вероятно и есть, тропа, ведущая туда, труднее, чем та, по которой мы шли.

Когда мы пробрались по черным, похожим на шлак, камням, жара достигала последних пределов, возможных для европейца. Почти безлиственные деревья не давали тени. В тени было 38°; термометр, поставленный под язык или под мышку, показывал, что температура нашей крови 37°, на полтора градуса выше, чем у туземцев (их температура была 35,5°). Однако благодаря обуви нам было легче ходить по раскаленной почве, чем им. У многих, носящих сандалии, есть мозоли по бокам ног и на пятке, где проходит ремешок. Мы видели также, при отсутствии сандалий, мозоли на подошвах ног. Нередко случалось видеть и выгнутые вверх пальцы, как будто их выдавили с их места; дома мы, не задумываясь, приписали бы это вредным модам, которым следуют наши сапожники.

Река Лонгукуэ, или, как называют ее макололо, Каи (табак), течет из страны Моселекатсе, т. е. с юго-востока, и соединяется с Замбези выше Голонгуэ. Этот факт может служить подтверждением сказанного м-ром Томасом, что все реки, начинающиеся в одной стороне владений Моселекатсе, текут на восток и впадают в Шаше, чтобы затем соединиться с Лимпопо; а другие – на запад и потом на север к Замбези. Голонгуэ служила, вероятно, плотиной, которая до образования этой трещины превращала всю долину Линьянти в озеро; однако нам не удалось на тропе, по которой мы шли, обнаружить при помощи барометра какую бы то ни было разницу в уровне. Начиная от водопада и до владений Синамане, местность все время понижается; здесь она ниже, чем в Сешеке; все же должна быть значительная разница в уровне, поскольку на обширных равнинах Сешеке и Линьянти отложились большие массы мягкого туфа. Течение рек в стране Моселекатсе и в высокогорных районах, где живут батока, к западу от Каломо, доказывает, что по отношению к расположенным к востоку от нее районам долина макололо является котловиной.

Пятого числа, перейдя через несколько гор, мы остановились отдохнуть в селении Симарианго. Кузнечные мехи здесь отличаются от обычных мешков из козьих шкур и напоминают мадагаскарские. Они состоят из двух деревянных сосудов, покрытых сверху кожей, и похожи немного на барабаны, с той разницей, что кожа провисает в центре. Они снабжены длинными соплами, через которые нагнетается воздух путем поднимания и опускания свободно натянутой кожи при помощи деревянных палочек, прикрепленных в центре кожаной покрышки. Кузнец сказал, что они получают олово от маренди, народа, живущего к северу отсюда; до сих пор мы не слыхали, чтобы здесь добывалось олово.

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты
29.06.2012 | Автор:

Заместитель Чибиса держался с нами вежливо и с готовностью дал разрешение нанять столько людей для переноски имущества епископа в горы, сколько их захочет идти. Поэтому 15-го мы выступили с достаточным количеством носильщиков, направляясь в высоко расположенный район. Мы хотели показать епископу место, которое по своей широте и прохладности наиболее подходило для устройства там станции.

Первый день пути был долгим и утомительным. Мы прошли мимо нескольких селений, но они были очень бедны и достать в них пищу для наших людей было невозможно. Таким образом, нам пришлось идти до 4 часов дня, когда мы вошли в небольшую деревню Чипинду. Жители ее жаловались на голод и говорили, что им нечего нам продать и нет хижины, в которой мы могли бы переночевать; если мы пройдем еще немного дальше, то достигнем деревни, где еды достаточно. Однако мы совершили уже в этот день большой переход и решили остаться здесь. Еще до захода солнца нам принесли столько продуктов, сколько мы хотели купить; нашлись и хижины для всей нашей партии, так как собирался дождь.

На другое утро мы остановились в деревне нашего друга Мбаме, чтобы нанять новых носильщиков. Люди Чибисы, которые еще никогда не работали по найму и не научились еще нам доверять, не хотели идти дальше. После того как мы немного отдохнули, Мбаме сказал нам, что вскоре через деревню должна пройти партия невольников, направляющаяся в Тете. «Вмешиваться ли нам?» – спрашивали мы друг друга. Мы припомнили, что весь наш ценный личный багаж находился в Тете и мог, вместе с государственной собственностью, быть уничтожен в отместку, если бы мы освободили невольников. Этот прием охотников за невольниками следовать за нами по пятам в такие районы, куда они прежде не смели и показаться, и, прикрываясь тем, что они будто бы наши дети, восстанавливать одно племя против другого, чтобы набрать рабов, должен был неизбежно свести на нет все те усилия, на которые мы имели санкцию португальского губернатора. Поэтому мы решили рискнуть всем и положить, если возможно, конец работорговле, которая теперь шла вслед за нашими открытиями. Через несколько минут после разговора с Мбаме партия невольников – длинная вереница скованных мужчин, женщин и детей обогнула холм и вошла в долину, на склоне которой стояла деревня. Черные надсмотрщики, вооруженные мушкетами и роскошно одетые, весело шли впереди, посередине и в конце вереницы; некоторые из них дули в рог, который издавал громкие звуки. Казалось, они чувствуют, что совершают благородное дело и могут гордо шагать вперед с торжествующим видом. Но как только эти парни увидели англичан, они сломя голову бросились в лес с такой быстротой, что мы видели только минуту их красные шапки и потом как засверкали их пятки. Остался только начальник партии; так как он находился впереди, его схватил за руку один макололо. Оказалось, что он хорошо известный невольник коменданта Тете, который некоторое время был там нашим помощником. Когда мы спросили, как достались ему эти пленные, он ответил, что купил их; когда же мы спросили самих людей, которых он вел, все, кроме четырех, ответили, что они были взяты в плен во время войны. Пока продолжалось это расследование, сбежал и невольник коменданта.

Пленные стали на колени и, по-своему выражая благодарность, начали энергично хлопать в ладоши. Таким образом, они оказались всецело на нашем попечении. Заработали ножи, освобождая женщин и детей. Освободить мужчин было труднее, так как голова каждого была вставлена в раздвоенную на конце толстую палку; концы этой вилки были соединены железным болтом, привинченным с обеих сторон поперек горла. С помощью пилы, которая, к счастью, оказалась в багаже епископа, освободили мы одного за другим и мужчин. Когда женщинам сказали, чтобы они взяли муку, которую несли, и приготовили завтрак для себя и детей, им это, по-видимому, показалось слишком прекрасным, чтобы быть правдой; однако после недолгих уговоров они с усердием принялись за дело и разложили при помощи палок и пут, которые были их товарищами в течение многих печальных ночей и утомительных дней, громадный костер, чтобы поставить на него свои горшки со стряпней. Было много детей лет пяти и даже младше. Один маленький мальчик с детской простотой сказал нашим людям: «Другие связали нас и заставили голодать; вы разрезали веревки и приказали нам есть, – что вы за люди? Откуда вы?» Накануне две женщины были убиты за попытку развязать ремни. Остальным сказали, что это было сделано для предупреждения попыток к бегству. Ребенку одной женщины размозжили голову, так как она не могла нести и его, и свою поклажу. Одного мужчину убили топором, так как он изнемог от утомления. Личная заинтересованность, казалось, должна была бы побудить охранять всех невольников, а не убивать; но в этой торговле постоянно приходится видеть, что личная заинтересованность побеждается презрением к человеческой жизни и кровожадностью.

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты
29.06.2012 | Автор:

Мы сошли на берег ниже деревни Микена и занялись определением долготы, чтобы сверить с теми данными, которые были записаны нами два года назад. Деревня была покинута. Микена и его люди бежали на другую сторону реки. Но в то утро, когда мы там остановились, несколько человек вернулось, чтобы поработать в своих старых огородах.

Окончив наблюдение, мы сели завтракать. Когда наши последние вещи были отнесены в лодку, появился один ман-ганджа. Он бежал к своей лодке с криком: «Аджава только что убили моего товарища!»

Мы отплыли от берега, а через две минуты авангард большого отряда грабителей стоял с мушкетами на том месте, где мы завтракали. Они, очевидно, были очень удивлены, увидев нас здесь, и остановились. Остановились и их главные силы, насчитывающие около тысячи человек. «Бейте их, – кричал манганджа, – они хотят сейчас идти на холмы, чтобы убить англичан», – манганджа имели в виду миссионеров, которых мы оставили в Магомеро. Но, так как мы надеялись на дружеские отношения с аджава и не верили показаниям манганджа, мы продолжали свой путь вниз по реке, оставив аджава сидящими под большим баобабом, а манганджа – проклинающими их с противоположного берега.

Поднимаясь вверх, мы увидели, что люди деревни Зимика нашли убежище на длинном острове на реке Шире, куда они снесли запасы зерна, чтобы последние не попали в руки аджава. Предполагая, что вторжение и война миновали, они снова вернулись к себе на восточный берег и жили в воображаемой безопасности. Когда мы приближались к селению вождя, которое было расположено в прекрасной роще из высоких дикорастущих фиговых деревьев и пальм, до нашего слуха донеслись звуки шумного веселья. Люди веселились, били в барабаны, танцевали и пили пиво, в то время как сильный враг, несущий каждому в селении смерть или рабство, был рядом. Один из наших людей крикнул нескольким туземцам, подошедшим к берегу посмотреть на нас, что приближаются аджава и что они только что были в селении Микена. Но туземцы были пьяны и не обратили внимания на предупреждение.

Плывя мимо временного поселения беглецов манганджа, мы увидели одного несчастного парня с невольничьей колодкой на шее. Мы высадились на берег несколькими сотнями футов ниже, и, когда подошли к тому месту, где он сидел, его уже не было, и все отрицали, что видели такого человека. Несмотря на то что эти манганджа сами так ужасно страдают от торговли невольниками, они все же покровительствуют ей. Один мужчина, возле временной хижины которого мы спали вместе с толпой беглецов, еще до восхода солнца отправился в соседнюю деревню, чтобы продать раба-мальчика каким-то чернокожим португальцам, покупавшим невольников. Война привела бедного мальчугана в руки мошенника, и бессердечность этого негодяя, который сам все потерял из-за охоты за невольниками, привела нас к мысли, что он и его раса не имеют никаких естественных привязанностей. Умирая с голода, продавать друг друга не за хлеб, а за ткань, в которой они не испытывают большой нужды, было так неестественно, что нам сначала казалось, что никто из смертных, кроме негров, не может быть повинен в такой жестокости. Мы задавали себе вопрос, как могла мысль о праве собственности на человека зародиться у существа, обладающего разумом, подобным нашему. Однако мы вспомнили, что видели, как мужчина, слывший гуманным, в жилах которого не было ни капли черной крови, за 20 долларов, или около 4 фунтов стерлингов, расстался с хорошенькой девушкой, находившейся с ним в более близких отношениях, чем этот мальчуган с человеком, который вызвал наш гнев. Притом эта девушка была няней его сына, и оба они, и няня, и сын, так горько плакали весь день, что даже тот мулат, который купил ее, смягчился и предложил возвратить ее белому человеку. Но напрасно. Общие страдания не всегда возбуждают симпатию, хотя было бы естественно этого ожидать.

Позднее рабовладельцы из Тете привезли сюда зерно (мапиру) и купили на него много невольников. С одной стороны, это можно рассматривать как гуманный поступок, так как, благодаря этому, много несчастных созданий были спасены от голодной смерти. Однако спасители жизни оказались истребителями других жизней.

Несколько слонов стояли около того места, где мы оставили лодку, и один из них развлекался тем, что ломал деревья; он не объедал с них листья, а просто применял свою силу и валил деревья для развлечения. Несколько ружейных выстрелов заставили его броситься в густую чащу, и он мчался сквозь нее, по-видимому, с такой же легкостью, как если бы это была просто трава. Огромное количество деревьев уничтожается этими животными. Они часто жуют ветки лишь из-за коры и сока.

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты
29.06.2012 | Автор:

Вид этой буквально усыпанной костями пустыни, которая всего 18 месяцев назад была густо населенной долиной, навел нас на мысль, что уничтожение человеческих жизней в средние века, как бы оно ни было велико, все же составляет небольшую часть опустошения по сравнению с тем, которые причиняются торговлей рабами. И пока не будет подавлена торговля невольниками, этот чудовищный грех, который все еще тяготеет над Африкой, не может быть установлена законная торговля.

Мы подумали, что если бы было возможно провести на озеро пароход, то мы могли бы преградить путь охотникам за рабами с восточного берега и введением на Рувуме законной торговли слоновой костью еще более способствовали бы уничтожению торговли рабами. Поэтому на одной речке, примерно в 500 ярдах ниже первого водопада, мы разобрали на части «Леди Ньяса» и, чтобы можно было переправить ее по частям сухим путем, приступили к строительству дороги протяженностью от 35 до 40 миль, по которой придется ее доставлять. После зрелого обсуждения мы пришли к убеждению, что не может быть более благородного и благодетельного дела, чем принести свет и свободу в эту прекрасную страну, обращенную человеческой алчностью в то, что мы представляем себе адом. На это доброе, благородное дело мы пожертвовали много денег из наших личных средств.

Главная работа при строительстве дороги заключалась в рубке леса и в удалении камней. Так как вся страна была покрыта редким лесом, приходилось почти через каждые 50–60 ярдов срубать по небольшому дереву. Около реки было столько оврагов, что более ровную поверхность можно было найти в миле от берега. Опытные готтентотские возчики проехали бы с капскими фургонами без особого труда, только кое-где срубая по дереву.

Этот район не был заражен цеце, и поэтому взятые нами с острова Иоанна волы тучнели на хорошем пастбище.

Первые полмили дорога шла по пологому склону, постепенно повышаясь до 200 футов выше парохода, и при этом наблюдалась значительная разница в климате. Остальная часть дороги подымалась все выше и выше, пока у самого верхнего водопада мы не очутились на высоте 1200 футов над уровнем моря. Здесь земля, уже оправившись от засухи, была покрыта зеленым лесом, и растительность на горах была такого же свежего цвета. Но вокруг была все та же гнетущая тишина.

Раньше, когда мы подымались вверх на лодке, нас постоянно сопровождали толпы людей; женщины, бывало, шли за нами целые мили, предлагая купить у них прекрасной муки, овощей и жирных кур, а мальчишки всегда были готовы выполнить для нас любую несложную работу. Португальцы из Тете полностью истребили всех наших работников. Совершенно невозможно было достать свежих продуктов, если не считать того, что можно было настрелять, и даже для нашего туземного экипажа приходилось доставлять продукты за 150 миль с Замбези.

Наше питание состояло исключительно из солонины и консервированного мяса без овощей; кроме того, наше моральное состояние было очень тяжелым, так как мы видели, как несколько жалких преступников, поддерживаемые чиновниками, от которых следовало бы ожидать лучшего, могли препятствовать нашим лучшим стремлениям и обращать в верное зло задуманные нами добрые дела. Нездоровый режим питания привел к тому, что все участники экспедиции один за другим начали заболевать дизентерией.

Так как д-р Кэрк и Ч. Ливингстон страдали от нее больше всех, было решено отправить их на родину. Предпринять эту меру было совершенно необходимо, хотя она и вызывала у всех глубокое сожаление. Сделав так много, обидно было уезжать как раз в то время, когда все усилия должны были увенчаться успехом при нашем поселении на озере. Уже после того, как было принято решение отослать их и всех остальных белых, без которых можно было обойтись, к морю, для последующей отправки в Англию, д-р Ливингстон в мае сам заболел дизентерией и в такой тяжелой форме, что он проболел целый месяц и превратился в тень. Д-р Кэрк любезно согласился не покидать больного, пока тот не поправится. 19 мая состоялся их отъезд.

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты
29.06.2012 | Автор:

Вскоре на пути нам попался труп человека, убитого в спину, затем еще и еще. Они лежали в принятых ими в момент смертельной агонии позах, которые не мог бы изобразить ни один художник. Когда мы подошли к берегам Линтипе, на которых расположено селение Чинзамба, окруженное двумя частоколами, нам сказали, что накакнуне там были отбиты мазиту. Доказательством этому было печальное зрелище трупов убитых. Зулусы захватили много женщин, нагруженных зерном, и когда их у Чинзамбы отбили, они обрезали уши одному пленнику в знак того, что тот был у них, и с мрачным юмором послали его к Чинзамбе сказать, чтобы «лучше берегли зерно, находящееся за частоколом, так как они собираются вернуться за ним через месяц или два».

Когда мы прибыли, люди Чинзамбы изо всех сил били в барабаны, выражая таким образом свою радость по случаю своего освобождения от мазиту. Барабан является основным музыкальным инструментом манганджа, и при помощи его они выражают и радость, и горе. Они превосходно отбивают такт.

Чинзамба позвал нас в одну очень большую хижину и подарил нам много пива.

Яркий свет солнца, из-под которого мы только что вышли, дал ему возможность дипломатическим образом хорошо рассмотреть нас до того, как наши глаза настолько привыкли к темноте, чтобы увидеть его. В выражении лица его было что-то еврейское или, вернее, у него было древнеассирийское лицо, как на памятниках, привезенных в Британский музей Лэйярдом. Такой тип лица очень обычен в этой стране. Он наводит на мысль, что настоящим типом негра является совсем не тот тип, который встречаешь на западном побережье и по которому большинство людей составляют себе представление об африканцах. У большинства местных жителей форма головы такая же красивая, как у тех, которые изображены на древних ассирийских и египетских памятниках. Губы их больше похожи на губы европейцев, чем на губы негров западного побережья. Их можно назвать полными, но не неприятно толстыми. И здесь чаще встречаются немного удлиненные назад и вверх головы, как у Юлия Цезаря, чем среди нас. Большое кольцо в одном ухе, так же как и некоторые их прически, напоминают египетские памятники. Как правило, ноги не имеют высоких икр, что считается отличительным признаком африканской расы. То, что называется «жаворонковой шпорой», встречается здесь не чаще, чем среди цивилизованных рас Европы. Несколько раз мы замечали особенно длинную берцовую кость, но нам не представился случай выяснить, является ли это таким же обыкновенным явлением, как и длинные руки, которые когда-то давали нам столько преимущества в обращении с длинными мечами.

В крепости у Чинзамбы было много абиза, или бабиза, и он отбил мазиту главным образом с помощью их мушкетов. Эти бабиза большие путешественники и хорошие торговцы и в действительности занимают в этой стране примерно такое же положение, как греки на Ближнем Востоке. Чуть ли не первыми словами, с которыми они обратились к нам, были: «Я видел море, я был в Ибо, Мозамбике, Келимане; я знаю суда, пароходы, англичан; я великий купец». Они считали, что эти познания являются основанием для фамильярности с нами, которую допускают торговцы мулаты на берегу.

В то время как манганджа относились к нам с благоговением, как к людям, совершенно непохожим на всех тех, которых они когда-либо видели, бабиза вошли в нашу хижину и уселись с видом людей, привыкших к хорошему обществу. Желая быть вежливыми с этими незваными гостями, мы сделали им несколько комплиментов по поводу их далеких путешествий и торговых успехов и выразили надежду, что они при своих знаниях и богатстве будут более обычного великодушны к измученным, голодным и мучимым жаждой странникам; но это не произвело никакого впечатления. Никогда ни здесь, ни в других местах мы не получали подарков от ба-биза, даже самых ничтожных.

Обычно макололо отвечали весьма убедительно, заявляя навязчивым посетителям из этого племени: «Из того, что вы позволяете себе садиться рядом с англичанами, ясно, что вы никогда ни одного из них не видели, все ваши путешествия – ложь с начала до конца, вы никогда не могли встретить настоящих морских англичан, а только какую-нибудь помесь с волосами вроде этих (указывая на свои головы)». Не прибегая к грубости, мы обычно бывали в их обществе столько, сколько нам было нужно, и выяснили, что о внутренней части страны они знали больше, чем о побережье.

Нам очень понравился Чинзамба; он был решительно против того, чтобы мы рисковали своей жизнью, идя дальше на северо-запад. Так как полагали, что мазиту заняли все горы в этом направлении, мы провели 4 сентября у него. Принадлежащая ему область, носящая название Мозапо, волнистая, с несколькими коническими холмами; к сожалению, из-за тумана видимость была очень плохой. Трава сейчас была вся желтая, с несколькими черными пятнами на тех местах, где она была выжжена. Высокие деревья были оголены, за исключением тех, которые росли по берегам Линтипе, протекающей здесь по глубокому скалистому руслу. В том месте, где мы раньше переправились через нее у озера, она была спокойной и глубокой, и в ее плесах играли бегемоты.

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты
29.06.2012 | Автор:

Наречие племени бабиза отличается от диалекта племени манганджа, но они хорошо понимают друг друга. Встречаясь с различными племенами, необходимо хорошо знать лишь одно наречие, и тогда легко достать переводчика. Мазико, один из племени макололо, уже приобрел хорошие знания наречия манганджа и оказался хорошим посредником при переговорах. Для нашего слуха язык матумбека казался более развитым, чем язык, принадлежащий тому же самому племени манганджа или ваньясса, дальше на юге. Например, глагол у них имеет страдательный залог и прошедшие времена, в то время, как среди племен, общающихся с иностранцами на Замбези, эти различия редко наблюдаются.

Наши новые спутники торговали табаком; они собрали его и скатали в несколько круглых шаров размером с пушечное девятифунтовое ядро. Одному из них принадлежала женщина, ребенок которой в то утро был продан за табак. Весь многочасовой путь мать следовала за хозяином и тихо плакала; ее хорошо знали, так как в нескольких деревушках женщины сочувственно разговаривали с ней; мы ничего не могли сделать, чтобы облегчить ее горе, – ребенка будут держать до тех пор, пока не продадут какому-нибудь работорговцу за ткань. Для того чтобы дать полное представление о торговле невольниками, мы упоминаем несколько случаев, которые нам приходилось наблюдать.

Первую ночь после того, как мы покинули невольничий тракт, мы провели в селении Нкомы, среди той части племени манганджа, называющейся мачева, или мачеба, территория которой тянется до реки Буа. Нкому можно назвать крестьянином-кузнецом: у него был горн, много зерна и коз, к которым он проявлял больше великодушия, чем нам приходилось наблюдать на невольничьем тракте.

Пятого октября мы подошли к реке Буа, дно которой здесь так же скалисто, как и в том месте, где нам пришлось ее пересечь, значительно ниже по течению; гора Нгалла находилась справа от нас и несколько холмов – слева; вообще местность здесь холмистая, покрыта тощими деревьями, многие из которых казались подстриженными благодаря тому, что их обрубали с целью образования прогалин для охоты.

Повсюду мы встречали людей на огородах, которые усердно готовились к приближающимся дождям. Мужчины забирались на деревья, обламывали ветки, чтобы они не затеняли посадки, или счищали побеги на пнях. Иногда можно было видеть женщину, разрыхляющую землю мотыгой или вместе с несколькими мальчиками занятую прополкой; сорняки связываются в пучки, чтобы легче было сжигать. Иногда жители усердно работали целыми семьями, в некоторых случаях на помощь привлекаются все соседи, за что их угощают пивом. Некоторые женщины поливали из тыквенных бутылей и кувшинов свои участки кукурузы и тыквы, беря воду из ручьев. В конце жаркого, сухого времени года они делают ямы около огородов, сеют в них кукурузу и поливают ее до начала дождей. Этот способ ускоряет получение урожая кукурузы или тыквы. В результате уже через шесть недель после начала дождей владелец получает для потребления свежую зеленую кукурузу.

Следующее селение, в котором мы ночевали, также принадлежало кузнецу из племени манганджа. Это было красивое место, затененное высокими деревьями молочая. Вначале жители убежали, но вскоре возвратились и предложили нам отправиться в крепостцу бабиза, находящуюся на расстоянии около мили. Мы предпочли остаться на тенистой площадке за деревушкой, вместо того чтобы очутиться на голом месте за частоколом. Один за другим к нам подошли двадцать или тридцать человек, вооруженных луками и стрелами. Некоторые из них были ростом не меньше шести футов четырех дюймов, и все же этим великанам не стыдно было сказать нам: «Мы думали, что вы мазиту, испугались и убежали». Очевидно, приказ отправиться в крепостцу был продиктован страхом, так же, как отказ старшины принять от нас ткань или предоставить нам хижину; так как у нас никогда не было случая узнать, какие чувства вызывают постоянные вторжения врагов, мы не знали, следует ли их осуждать.

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты
29.06.2012 | Автор:

Одна из английских газет так писала после похорон Ливингстона: «Завершить то дело, которое не удалось довести до конца Ливингстону, – долг английской нации».

Постоянные разоблачения Ливингстоном нечеловеческой жестокости работорговли привлекали внимание английской общественности, которая требовала от правительства энергичного вмешательства и искоренения этого зла, ранившего человеческую совесть. Но кроме моральных соображений были политические и экономические причины.

Надгробие Давида Ливингстона в Вестминстерском аббатстве

Перенесенный верными руками через сушу и море, покоится здесь ДАВИД ЛИВИНГСТОН, миссионер, путешественник, филантроп, рожденный 19 марта 1813 г. в Блантире, Ланаркшир, умерший 1 мая 1873 г. в деревне Читамо, Улала. 30 лет его жизни были проведены в неутомимых усилиях для: – обращения в христианство туземных рас; – исследования неоткрытых тайн; – уничтожения опустошающей работорговли Центральной Африки, где он написал свои последние слова: «Все что могу в своем уединении – пожелать, пусть щедрое благословление Небес снизойдет на каждого: американца, англичанина или турка, кто поможет исцелить эту открытую язву мира».

(Русский перевод Н. А. Коврижных)

Работорговля вела к хозяйственному упадку обширных областей.

Свой долг – искоренение работорговли – английская нация исполнила. <…> Уже в 1875 г. официально были запрещены как работорговля, так и вывоз рабов из Восточной Африки и тем самым созданы препятствия для охоты за невольниками и торговле «живым товаром» внутри материка.

Уже в то время, когда Суси и Чума вместе со своими спутниками несли тело Ливингстона в Багамойо, султан Занзибара запретил работорговлю и официально закрыл невольничий рынок. <.>

В январе 1873 г. на Занзибар прибыла английская правительственная делегация с целью заключить договор между султаном и британской короной о запрещении вывоза невольников из владений султана и немедленном закрытии всех невольничьих рынков. Два месяца противился султан подписанию договора. Он опасался бунта части своих подданных, промышлявших работорговлей или пользовавшихся трудом невольников на своих плантациях. Но султану не хотелось также портить отношения и с всесильными англичанами – колеблясь, он прибег к тактике затягивания переговоров. В конце концов британской делегации пришлось уехать ни с чем. Тем самым престижу англичан в Восточной Африке был нанесен ущерб. Казалось, британское правительство не обладает достаточной силой, чтобы навязать свою волю правителям этого района.

Но последовало следующее. Доктор Кэрк получил указание потребовать от султана немедленно подписать договор, а в случае отказа пригрозить ему блокадой Занзибара британскими военными кораблями. Кэрк так и сделал. 3 июня он предъявил ультиматум султану 5 июня 1873 г. султан подписал договор, приложил свою печать, и тем самым договор вступил в силу, а рынок невольников был закрыт. Эскадра британских кораблей взяла на себя заботу пресечь регулярную доставку невольников на Занзибар и на соседний остров Пемба. <.>

Доктор Кёрк был назначен генеральным консулом и вместе со своим штабом отправился в восточноафриканские страны для переговоров с видными местными вождями. В 1875 г. он подготовил нечто вроде манифеста, провозглашавшего «полный запрет какой бы то ни было переправки невольников по суше» и незамедлительное освобождение тех, кто был уже доставлен из внутренних районов к портам. Султан подписал и этот манифест. Конечно, и после этого еще многие годы продолжалась, правда уже нелегально, торговля невольниками, но этими мерами был нанесен смертельный удар открытой, организованной, регулярной работорговле. <…>

18 апреля 1874 г. в Вестминстерском аббатстве захоронили не просто великого исследователя и удивительно человечного человека – была погребена и целая эпоха открытий и исследований в Африке. <…>

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты
29.06.2012 | Автор:

Сечеле, который высоко ценил все европейское и всегда ясно сознавал собственные выгоды, естественно, стремился обеспечить себе возможность воспользоваться выгодами, предоставляемыми этой заманчивой областью. По возрасту и происхождению Сечеле был старше и выше Секоми, потому что, когда единое первоначально племя распалось на мелкие племена бамангвато, бангвакеце и баквейнов, баквейны сохранили наследственное преемство вождей; поэтому их вождь Сечеле обладал преимуществом перед Секоми, вождем племени бамангвато. Когда они ездили вдвоем на охоту, то Сечеле по праву брал себе головы всех животных, которых убивал Секоми.

По моему совету Сечеле послал к Секоми людей с просьбой разрешить мне пройти по его дороге. Эта просьба сопровождалась предоставлением ему быка в качестве подарка от нас. Мать Секоми, которая имела большое влияние на сына, отказала мне в разрешении, потому что мы не задобрили ее подарком. Это вызвало вторичное посольство от нас; был послан самый знатный человек из племени баквейнов, который повел еще одного быка для Секоми и одного – для его матери. И это тоже было встречено отказом. Нам было сказано: «По дороге к озеру находятся матабеле, смертельные враги бечуанов, и если они убьют белого человека, то весь его народ будет обвинять в этом нас».

Точное местоположение оз. Нгами, по крайней мере за полстолетия, было указано туземцами, которые посещали его, когда в пустыне выпадали дожди, более обильные, чем теперь; было сделано много попыток дойти до него, проходя через пустыню в указанном направлении, но это оказалось невозможным даже для грикуа, которые, будучи близкими по крови к бушменам, вероятно, более способны переносить жажду, чем европейцы. Было ясно, что единственный шанс на успех заключался в том, чтобы обойти пустыню, а не идти через нее. Лучшим временем для такой попытки был бы конец дождливого сезона, март или апрель, потому что в это время нам, наверное, попадались бы болота, которые всегда пересыхают во время бездождного зимнего периода. О своем намерении я сообщил путешественнику, полковнику Стилу и маркизу Туидейлу, а маркиз поставил об этом в известность майора Вардона и Освелла. Все эти джентльмены увлекались охотой и исследованиями в Африке; первые двое из них, наверное, завидовали Освеллу, богатство которого позволило ему покинуть Индию, чтобы заново пережить радости и невзгоды жизни в пустыне.

Прежде чем рассказывать о событиях этого путешествия, я позволю себе дать читателям некоторое представление о великой пустыне Калахари, чтобы они могли в некоторой степени знать ее природу и понять те трудности, с которыми мы должны были встретиться.

Пространство от р. Оранжевой на юге, с широты 29°, простирающееся до оз. Нгами на север и приблизительно от 24° в. д. почти до западного побережья, названо пустыней просто потому, что на нем не имеется рек и очень мало воды в колодцах. Калахари отнюдь не лишена растительности и населения, так как она покрыта травой и многочисленными ползучими растениями; кроме того, местами в ней встречаются кустарник и даже деревья. Поверхность ее замечательно ровная, хотя в разных местах ее прорезают русла древних рек. По ее непроторенным равнинам бродят огромные стада антилоп, которым нужно лишь очень немного или совсем не нужно воды. Ее жители – бушмены, или бакалахари – занимаются охотой на животных, на бесчисленных грызунов и на немногочисленных представителей кошачьих пород, которые питаются грызунами. Почва ее состоит из мелкого блестящего песка, почти полностью кварцевого. Русла древних рек содержат много аллювиальных наносов, а так как под палящими лучами солнца почва сильно затвердела, то в некоторых из них, во впадинах, на несколько месяцев в году остается дождевая вода.

Трава в этой замечательной местности растет отдельными пучками, между которыми находятся голые промежутки, иногда занятые ползучими растениями, корни которых, залегающие глубоко в земле, делают для этих растений мало чувствительным вредоносное действие зноя. Количество растений, имеющих клубневые корни, очень велико; структура их корней имеет целью обеспечить растение питанием и влагой во время засушливых периодов, когда ни того, ни другого невозможно получить ниоткуда. Здесь мы встречаем растение, не принадлежащее к клубненосным видам, но сделавшееся таким в условиях, в которых клубень необходим в качестве источника, поддерживающего жизнедеятельность растения. То же самое происходит в Англии с одним видом винограда, корень которого снабжен клубнем для той же самой цели. Растение, о котором я говорю, принадлежит к тыквенным; оно дает маленькие, съедобные огурцы ярко-красного цвета.

Категория: Путешествия и исследования в Южной Африке  | Комментарии закрыты